— Доченька, этот господин представился другом твоего…
Адъютант выпрямился, взял трость в левую руку и чётко произнёс:
— Разрешите представиться. Лузгин Леонид Павлович. Прибыл в Вену с целью расследования пропажи известного вам господина Либерта. Очень рад видеть вас, Анна, живой и здоровой. Я думаю, нам есть о чём поговорить… если позволите…
Девушка некоторое время внимательно рассматривала офицера, будто пытаясь сделать для себя какие-то выводы, но потом махнула рукой, в которой держала влажный платок, и молча вернулась в комнату, где переживала заточение последних недель.
— Пойдёмте… Это значит, что она согласна с вами поговорить. Последнее время Анна вообще немногословна. Терзает себя дурными мыслями. Вы позволите? — Хубер, держась за прилавок, направился вслед за дочерью, пригласив адъютанта пройти впереди себя. — Генрих, закрой за нами, только не запирай, пожалуйста. Не дай Бог тебя удар хватит, так мы здесь в мумии превратимся…
Бледность Анны была вполне объяснима. В её тюрьме не было окон. Два трёхголовых подсвечника, густо облитых воском, давали довольно яркий свет. Несмотря на небольшой размер комнаты и постоянно горящие свечи, адъютант для себя отметил, что воздух здесь был совершенно не затхлым — в углу под потолком предусмотрительно была устроена большая прямоугольная решётка. Колыхание пламени свечей явно указывало на движение воздуха. Узкая приоткрытая дверь под этой решёткой вела в туалетную комнату, так что жить здесь можно было с удобствами. Обстановка лаконичная, небогатая, но всё, что нужно. Письменный стол с книгами, гнутый стул, кровать, аккуратно накрытая покрывалом.
— Гройзер давно хвалился, что в его лавке есть потайная квартира. От прежнего хозяина досталась. Полвека назад умели строить. Кто же знал, что она пригодится… — причитал старик, усаживаясь на кровать.
Шкаф закрылся со стороны букинистической лавки, и от прохода остался только едва заметный контур.
— Александр не рассказывал, что у него есть знакомый с такой фамилией, хотя мы были близки и он многим со мной делился, — голос Анны оказался глубоким, очень красивым.
— Я не утверждал, что мы друзья, мне нужно выяснить подробности его… Ну, я вам уже доложил… — Лузгин испытывал некоторое необъяснимое смущение.
— При первом своём визите вы сказали Гройзеру, что принесли книгу, которую просил вернуть ваш друг…
Вот теперь адъютант был готов провалиться сквозь старые доски пола. Догадаться, что из-за шкафа с муляжами слышно, что происходит в лавке, он должен был сразу же, как только заскрипела эта потайная дверь.
— Видите ли, Анна…
— Не оправдывайтесь. У вас с Александром схожий типаж. Он тоже иногда врал. Но ни разу это не выглядело обидно. Что вы хотели от меня узнать? Как он погиб? — девушка часто прикладывала платок к кончику носа, отчего тот густо покраснел.
— Меня интересуют все подробности. Даже самые незначительные. Это очень важно. Я предполагаю, что Александр Либерт нащупал нечто важное. И это нечто стало причиной его гибели. Кроме вас на эту историю пролить свет некому.
— По какой причине я должна вам помогать? — Анна вскинула брови вверх.
— А по какой причине вы здесь сидите уже которую неделю? Вам же никто не помог? — Лузгин постарался придать своему лицу некоторую благостность. Девушка заметно нервничала.
— Те, кого вы опасаетесь, вас тоже ищут. Возможно, ваше спасение именно в том, что у меня, благодаря господину Хуберу, — Лузгин почтительно приложил руку к груди, — получилось это сделать быстрее. А вас ищут. Назовём их людьми графа Кальноки. Остальные подробности для сути дела не так уж и важны.
Анна в очередной раз поднесла платок к лицу, но задержала его дольше обычного. Девушка несколько раз всхлипнула, и адъютант подумал, что она вот-вот разразится рыданиями, но она неожиданно вскочила со стула, зажав рот рукой, и быстро исчезла за узкой дверью туалетной комнаты.
— Это одна из причин моих тревог… — прошептал господин Хубер, приложив ладонь к лицу так, будто делился секретом. — Ей, наверное, нужен доктор. Её мутит уже третий день… А я же каждый день еду свежую ношу.
— Нет худа без добра, как у нас говорят. — Лузгин массировал виски, пытаясь как-то ускорить ход своей мысли. — Очень похоже, что вашей дочери нужен дамский доктор.
Хубер округлил глаза, его передёрнуло, словно от холода:
— Боже… как же я сразу не догадался…
Спустя несколько минут неловкой паузы Анна вернулась к столу, сохраняя подчёркнуто официальное выражение лица, будто ничего не произошло.
— И ещё вот что я вам скажу, Анна. Мать господина Либерта — довольно состоятельная дама из бывших фрейлин двора его императорского величества. Она до сих пор носит траур по усопшему супругу и живёт в одиночестве. Единственное, о чём она мечтает, — это о внуках…
Даже несмотря на отсутствие дневного света, адъютант заметил, как быстро покраснела девушка.
— О потере сына она не знает. Я с вами буду честен. Если мне удастся аргументированно убедить тех людей, которые меня сюда откомандировали, в том, что трагическая гибель Александра оказалась не напрасной, что он докопался до чего-то важного, то я смогу убедить министерство иностранных дел, что вам нужен русский паспорт. А представить вас свекрови — это я беру на себя. Она очень милая и добрая женщина.
— Я не могу бросить отца… — тихо произнесла Анна, взяв старика за руку.
— А мы и не будем его бросать. Как обустроитесь, забёрем его с собой. Чем чёрт не шутит, может быть сердце вдовы Либерт на старости лет оттает, и благодаря этому у неё появится настоящая семья и приятные хлопоты.
Некоторое время девушка смотрела в глаза господина Хубера. Они разговаривали взглядами. Старик только сильнее сжал её руку в знак того, что нужно соглашаться.
— Я хотела помочь Александру. Искренне хотела помочь…
Анна встала, подошла к столу, достала из невысокой стопки книг нижнюю и вынула из неё конверт.
— Вся беда из-за этого документа. Это я его выкрала из дома графа Кальноки. Александр должен был только его переписать, и потом я бы вернула на место, но получилось совсем иначе.
Лузгин открыл конверт, в котором толстой стопкой лежали сложенные пополам листы на гербовой бумаге. Пробежав глазами по первым строкам, адъютант усилием воли сдержал захлестнувшие его эмоции.
— Когда я принесла это в парк, мы целовались в дальнем углу, возле черёмухи… Я незаметно вложила конверт ему в сюртук, но внезапно он мне этот конверт отдал назад и прошептал, чтобы я шла домой, а сам быстро ушёл в сторону центральной площади.
Адъютант не отрывал взгляда от девушки, запоминая каждое слово, а господин Хубер поднялся и дрожащими руками налил себе в стакан воду из графина.
— Но я же не могла вот так взять и уйти… Я сделала крюк по парку и пошла следом. Я видела своими глазами, как толстый монах шёл за ним по пятам, а потом…
