Цветочек посмотрел на меня глазами несчастного котика, которого выгоняют под дождь. Но я осталась тверда и даже изобразила кровожадную улыбку дознавателя инквизиции. Мужчина вздохнул и, убедившись, что вокруг нас ни души, все толкутся в отдалении, начал:
— Как ты уже видела, когда-то очень давно меня принесли в жертву священному дереву. Вернее, даже не меня, а это вот тело. — Нарцисс окинул себя взглядом и развел руки в стороны. — Незаконнорожденного сына эльфийского правителя того времени от одной из его многочисленных рабынь местного короткоживущего племени.
— Вот сволочуги, — я поежилась, невольно вспоминая все, что видела, или, скорее, ощущала, — ушастые!
— Ну, тогда никто не думал, что это нечто несправедливое и отвратительное. Даже называли это честью. Такую жертву, обязательно имеющую кровь правящей семьи, приносили где-то раз в пятьдесят лет, ну или когда случалось нечто ужасное. Чтобы задобрить великое дерево.
— И все равно случилось нечто ужасное, — кивнула я сама себе. — В смысле, я то ли видела, то ли читала, то ли вспомнила что-то подобное.
— Да. — Нарцисс тоже кивнул. — Как я уже сказал, королевскую кровь в жертву приносили где-то раз в пятьдесят лет. А вот обычную, как соплеменников, так и пленников, — регулярно. Порой десятками в день, особенно на праздники. Но Вечное Священное Древо на самом деле не нуждалось в кровавых жертвах. Жрецы и правители первородных или что-то напутали, или исказили учение нарочно. Многие смерти собственных детей подточили корни Магна Мэлор’рэ. Однажды настал момент, когда чаша его терпения переполнилась. Когда меня медленно и мучительно убили в его корнях, оно… умерло.
Но так же, как и любое старое дерево не может просто так уйти в небытие, так и Мэлор’рэ не исчез бесследно. Все свои последние силы древо отдало на создание единственного семени. И, умирая в его корнях, я это семечко…
— Проглотил? — с восхищением спросила я и вдруг начала смеяться. — Еще меня богохульницей обозвал. А сам?
— Как будто можно хорошо соображать с перерезанными венами, истекая кровью, — пробухтел цветочек, пытаясь не рассмеяться вместе со мной. Я кожей почувствовала его удивление. Мол, как так вышло, что самые темные и болезненные воспоминания вдруг стали такими… дурацкими? — Я подыхал в его корнях уже минут двадцать. Да мне все равно было, что глотать. Я вообще не нарочно.
— А дальше что? — Я перестала хихикать и просто уткнулась лбом цветочку в плечо. Мое дыхание щекотало волосы у него на шее.
— А дальше семечко проросло. И я перестал быть существом из плоти и крови. Но и деревом не стал. Я только…
— Росток? Корешок? Семечко-то уже склевал. В смысле, проклюнул.
— Ну почему тебе все надо перевернуть с ног на голову и обхихикать? Ничего я не клевал. Но да. Я теперь ни то ни се, еще не дерево, уже не полуэльф. Хранитель знаний и «питательных веществ», которые требуются для взращивания будущего мирового древа.
— Олеандры, что ли, питательные вещества? — подозрительно уточнила я.
— Нет… Они как бы… рассада? Не знаю даже, как это правильно назвать. Они мои и не мои дети одновременно. То есть по крови я не имею к их рождению никакого отношения. Но этот род появился только благодаря мне. Вот и ращу уже очень давно. С переменным успехом. — В его голосе прорвалась внезапная печаль. — Они все время умирают, — явно помимо воли пожаловался цветочек куда-то мне в волосы. — Все время. Один за другим. Я пытаюсь удержать хотя бы души, но…
— Да еще бы, пойди угляди за детским садиком в одиночку. — Я чуть повернула голову и ласково поцеловала его в шею. — Ничего, вдвоем будет легче. Фиг им, а не помирать без разрешения.
— А ты даже не моя рассада, а выросший сбоку от огорода росточек крапивы. — Нарцисс пальцем нажал мне на кончик носа, как маленькому ребенку.
— И это хорошо! — Я мотнула головой и шутливо куснула его за этот самый палец. — Потому что спать с собственной рассадой аморально. А я собираюсь блюсти твои честь и мораль. Даже после того, как мы доберемся наконец до нормальной кровати.
— Да я вообще ни с кем спать не должен, с учетом того что в этой схеме я лишь временное пристанище для будущего дерева. И как только семя созреет, во мне уже, наверное, не будет нужды. Я не могу выбирать.
— Да кто тебе сказал? — Я оторвалась от него и посмотрела в глаза. — Глупости. Ты можешь все, что захочешь.
— Как это? С чего ты взяла? — шокированно спросил Нарцисс.
— Во-первых, пока твое семя созреет, еще неизвестно, сколько времени пройдет. В это время ты не обязан сидеть аскетом. Во-вторых, высадишь его — и как там? Дальше в тебе не будет нужды? То есть выйдешь на пенсию и будешь вообще волен творить со своей жизнью любую ерунду по собственному выбору. Или ты собрался помереть после выполнения великой миссии?
— Кхм. Вообще-то да, — недоуменно хлопнул ресницами цветочек. Или теперь его стоит называть «дубочек»?
— С чего вдруг? Дерево велело? Семечко? Эльфийские великие законы? Это где-то написано в твоей библиотеке? — И я постучала пальцем по его лбу.
— Нет, никто не велел, нигде не написано, но я думал…
— Я тебя умоляю. Раз нигде не написано, что хранитель семечка обязательно помрет после посевной, значит, умирать необязательно. Логично же?
Глава 20
Нарцисс
— Но моя смерть более чем реальна, ведь если бы не семя, то мое тело давно истлело бы. Начиная с того, что я должен был умереть от кровопотери на жертвенном алтаре, и заканчивая тем… ты хоть представляешь, сколько мне лет? Даже эльфы столько не жили, — с некоторой оторопью протянул я.
— Ты не знаешь этого точно. — Оля (я почему-то вдруг начал мысленно называть ее именно и только так) пожала плечами. — Между прочим, деревья вовсе не умирают после того, как дадут семена. А ты уже давно не то тело, которое принесли в жертву, сам сказал. Ты у нас как минимум целый дуб, судя по коре. Вполне крепкий. И истлевать ни разу не обязан. А может, даже не дуб, а секвойя, например. Она вообще своей смертью не помирает, пока злодей не спилит.
— Ну спасибо, что не дуб, — с усмешкой выдохнул я.
— Всегда пожалуйста. — Она фыркнула и потянулась за поцелуем. И я, как всегда, не смог отказать. А потом с трудом оторвался от этого увлекательного занятия и через силу объявил:
— Раз теперь ты удовлетворила свое любопытство, пора ловить рыбу. И птицу.
— Не то чтобы утолила. — Оля улыбнулась и слезла с моих коленей. — У тебя там еще целая библиотека. А я обожаю читать. «Крапива, которая любила читать». Звучит? Отличное название для еще одной книжки.
— Да уж. Великолепное в своей экстравагантной ненормальности. — Я потянулся, разминая спину, и снова обнял девушку, усаживая ее обратно. — И твою любовь к чтению не заметить невозможно. Это кошмар какой-то, сколько у тебя в голове всего и разного. Я несколько сотен лет такой объем набирал, а ты за… за сколько успела?
