— Пуэбло, что ты делаешь! Что делаешь, сукин сын? — а это голос бургомистра. Сеньоры были в толпе, но стояли поодаль, причём конно. Причём я сказал не трогать пятёрку магистратов (здесь было четверо, Лютый отсутствовал), не шмонать, оружие не забирать. — Пуэбло, сукин сын, как это называется? Мы так не договаривались!
Я жестом приказал приостановить казнь, воины и волонтёры послушно замерли, а подтаскиваемого в тот момент пленного «уронили» на землю. Перед магистратами с той стороны горожане подались в стороны, и я сказал парням тоже податься в стороны, пропустив меня. В сотне метрах слева боковым зрением увидел выдвинувшихся вперёд воинов Ворона, накладывающих стрелы на тетиву — если что, начнут стрелять по толпе горожан. Жест, чтобы никто не делал глупостей. Вышел вперёд. Встал один, даже без телохранов. Метрах в десяти — четвёрка пришедших. «Молодой». «Старый». «Скользкий». Сам бургомистр.
— Слушаю вас, сеньоры. У вас ко мне претензии? — упёр руки в бока, расставив ноги.
— Да, у нас претензии! — еле сдержался от злости бургомистр. — Сучье отродье, что ты делаешь? Ты казнишь горожан!
— Я казню преступников, разорявших мою землю, — тоном памятного астероида произнёс я. Чел было дёрнулся навстречу, но тут справа и слева нарисовались Тит и Сигизмунд с мечами наголо. Передумал, отвёл коня на шаг назад.
— Полегче! — произнёс Тит.
— Сеньоры, вы только что, утром, подписали отказ от предложенного мною мира. Где я чернилами по пергаменту прописал: выпускаю ВСЕХ пленных, без выкупа, невзирая на их количество, в обмен на такой же жест с вашей стороны. Нет договора — нет пленных. Какие претензии, вы были на подписании, там и ваша подпись тоже.
— Но зачем их убивать? — А это «старый».
— Потому, что они — сообщники преступников, — я был сам айсберг.
— Но не они разоряли твои деревни! — А это «молодой». — Да и наёмники — тоже не все участвовали! Казни кто виновен! Зачем остальных? Нам назло? Ну, мы возненавидим тебя, что ты этим получишь?
О как заговорили. Утром бы им так петь.
— Сеньоры, повторяю. Ваши люди, выехавшие из города поддержать наёмников, могут характеризоваться только как ПОДЕЛЬНИКИ, НАПАРНИКИ бандитов, и никак иначе. Наёмники же разоряли мои земли как ВОЙСКО. Земли, не оказывавшие сопротивления, а значит не участвовавшие в нашей разборке. Если бы они просто ограбили эти деревни — я понимаю, война. Но они убивали безоружных, а в одном месте убили всех, включая детей, а после перебили даже скот и птицу. Что может трактоваться единственным способом — это РАЗБОЙ. Если я не прав, парируйте! Аргументы?
Пауза. По существу так и есть, это именно разбой.
— Я не собираюсь разбираться в сортах дерьма, кто из них дерьмее, — продолжил я. — Всё войско участвовало в набеге — всё войско и получит по заслугам.
Ваши же орлы, сеньоры, повторюсь, ПОДЕЛЬНИКИ. А значит, получат как подельники, тоже по заслугам. Ещё есть претензии?
— Ты за это ответишь! — процедил «скользкий».
— Сеньоры, с удовольствием! — прошипел я сквозь зубы. — Приходите в гости, встречу! И вином напою, с вкусным сыром со сталью. И помните, моё каждое последующее предложение мира будет хуже предыдущего.
— Что ты хочешь за мир сейчас? — это бургомистр. — С сохранением жизни пленных.
— Ничего, — покачал я головой. — Я же говорю, КАЖДОЕ предложение будет хуже. Моё следующее предложение — ТРИ тысячи солидов, или сразу, или по правилу четырёх пятых. Пленных выдам без выкупа, но БАНДИТЫ будут казнены. Все. Как и их подельники.
— Сволочь!
— Сволочь!
— Тварь!
Какое единодушие!
Они сказал гораздо обиднее, но мне было всё равно. Моё время смеяться ещё не настало, но им возможность задуматься — уже.
— Пошёл к чёрту! — Это «старый», и даже двинул лошадь ко мне, но бургомистр и «скользкий» его перехватили, начав успокаивать. Ибо на них смотрело минимум полторы сотни стрел и болтов.
— Сеньоры, ехали бы вы к себе, а? — произнёс Сигизмунд.
— Что ты хочешь за пленных, сукин сын!!! — заорал вдруг бургомистр, срываясь.
— Я уже сказал, что я хочу, сам ты сукин сын! — заорал я в ответ, полыхнул, но Тит и Сигизмунд навалились на меня, останавливая, и оба были в доспехах — пламя им не страшно. Вспышка ярости прошла, я пришёл в себя. Успокоился, но в режим астероидла с трясущимися руками перейти было сложно.
— Я сказал, что хочу, мерзкая ты продажная тварь! — сформулировал я, гася ярость. — Я хочу денег! Денег, сукины дети, в качестве компенсации за то, что вынужден держать тут у вас свою армию! А также компенсацию за моральный ущерб — из-за вас меня недолюбливает король, и косо смотрят другие владетели. Ну и компенсация за нанесённый графству ущерб, за битых людей! Куда ж без неё!
— Вы должны мне деньги, сеньоры! — Мои глаза загорелись, я говорил очень грозно и искренне, многие вокруг втягивали головы в плечи от идущей от меня мощи и энергии. — Деньги, сеньоры, мой долг! И пока я не получу своё, хрен что получите вы! Нет денег — нет мёда! Нет денег — нет мира! Нет денег — нет и пленных! Гоните мои деньги, уроды, и будет вам счастье!
— Зачем ты это делаешь!
Новый голос, новое действующее лицо. Женщина. Пожилая, с накидкой — чёрным траурным платком. Видимо непростая женщина в городе, авторитетная, ибо перед нею все горожане расступились, пропуская вперёд, к нам и нашей словесной баталии. Магистраты также ничего не сделали, и она встала перед ними передо мной. Посмотрела строго, печальными глазами.
— Рикардо, ты же хороший мальчик! Я помню тебя, ты приезжал к нам ранее. Тебе ещё жить да жить. Зачем ты это делаешь, зачем берёшь такой грех на свою неокрепшую душу?
И правда бабуля крутая. Но кто она — Ричи не помнил. Жаль.
На щеках слёзы… Женские слёзы. Слёзы матери в трауре, оплакивающей сына… И я растерялся. И молчал непозволительно долго.
Но сзади меня стояли люди. Мои парни с оружием — а даже баронские воины всё равно мои. Сами бароны, которые ВЕРИЛИ в меня и мою правоту, подчас её не понимая. Да чёрта с два, СОВСЕМ меня не понимая, но всё равно следуя! А за ними простиралось вдаль всё графство с сотнями тысяч живущих в нём людей. Которым требуется защита, которые также верят в молодого энергичного владетеля.
— Зачем? — воспрянул я и вложил в голос иронию и злость. — Затем, сеньора. Подумайте. Просто подумайте.
Тишина. Молчали и мои, и горожане, и даже пленные не стонали.
— Сто пятьдесят лет назад вас отпустили, — начал я самый эмоциональный монолог в своей жизни. — Отпустили по примеру Магдалены и Аквилеи, без войны, без смертей и гибели людей. Надеясь, что теперь, когда вы получили своё, мы будем жить бок о бок, вместе работать и сотрудничать, друг другу помогать. Так думали мы, графы Пуэбло! Мой прадед, дед, отец! Но что получилось на самом деле?
