Феррейрос должен быть опустошен. Не захвачен, но обессилен. Пусть остаётся вассалом короля, мне не нужен сам город, но клыки и зубы ему надо вырвать. Non progredi est regredi, то есть не продвигаться вперёд — значит идти назад.
— Два дня, сеньоры, — тяжело вздохнул я, закрывая совещание и переворачивая эту страницу своей жизни, как начинающего полководца. Теперь я просто полководец. А ещё — вернувшийся император, и пусть не декларирую власть над королевством, все поняли истинные масштабы задумок. ТАК тут уже столетиями не планировали — поистине имперский размах. Я пришёл, чтобы создать империю, СВОЮ империю, не важно какое место в ней займёт и займёт ли его королевское величество. Альмерия не мешает моим планам, и самое удивительное для местного серпентария — она не является их центром. Я пришёл обладать куда бОльшим, чем власть над какой-то Альмерией и каким-то королевством. И это — самая сильная мысль, к которой ещё все придут, она напрашивается. Но к тому моменту я либо сдохну на фронтире, либу буду иметь легион, способный дать по щам любому королевскому войску.
— На третий день — общее выступление, — продолжил я. — Йорик, отдельно поговорим о том, что делать в порту в первую очередь, что во вторую, ты будешь моим представителем во всех вопросах, а не просто претором с преторской когортой. Сеньоры бароны, перед выступлением обсудим план кампании подробнее — посчитаем численность, и может что-то новое по бандитам всплывёт. Пока все свободны.
Внучок
Севилья, Август 1382 г. от Основания
— «Дорогая бабушка Изабелла! Обращаюсь так фамильярно потому, что во время всех наших встреч и бесед меня не покидало ощущение чего-то родного в общении. Как будто общаюсь с собственной бабулей, умудренной опытом женщиной, воспитывающей неразумного и не всё в этой жизни понимающего внука, подающего признаки интеллекта. К сожалению, родная бабушка относилась ко мне далеко не так, как твоя светлость, стервой она была — шутка ли, одна из самых сильных одарённых королевства! Но мне, возможно, именно этого не хватало — родственного тепла, ощущения близости мудрой опытной женщины, опекающей, как родного внука, и как внуку всё прощающей».
— Каков заход! — прокомментировал читающий письмо вслух герцог. — Каков наглец! Боже, каков наглец! С ТАКИМ — первый раз сталкиваюсь.
Герцогиня мило улыбалась.
— Я же говорю, этот юноша имеет талант удивлять.
— И чего он и в самом деле не наш внук? — вздохнул герцог, качая головой. — Господь несправедлив. Нам бы такого наглого и разумного внучка. Наши, конечно, неплохи получились, но таких одарённых точно нет.
— Точно, нет, — устало кивнула герцогиня, зачитавшая без мужа это письмо до дыр и «перегоревшая» эмоциями и восторгом чуть раньше. — Читай дальше, там ещё немало перлов.
Герцог вернулся к письму.
— «Пишу тебе, твоя светлость, потому, что, к сожалению, жизнь внесла в мои планы коррективы, и поддержка начинаниям потребовалась значительно ранее выпрошенных у тебя двух лет».
— Двух лет! — потянул герцог. — У родного мужа за спиной. Можно сказать удар в спину. Дорогая, как ты могла! — Он улыбнулся. Зол он не был, скорее просьба жены — отложить начало операции, готовившейся целое десятилетие — вывела его из равновесия. Всё было слишком серьёзно, чтобы играть в игры и шутить шутки. Но она убедила, что подождав, они ничего не потеряют, и он сам не понимал, как согласился.
А ещё он был настоящим политиком, а для настоящего политика процесс зачастую важнее результата. Приятно поиграть с опытными игроками, работающими против тебя. Но в отличие от де Рекса и его команды, с кем они водят игры долгие годы, мальчишка был… Сосунком, мнящим себя кем-то невозможно крутым, но никак не мужем. И при этом заставлял считаться с собой, что невозможно не признать. И герцог оценил, что возможная игра с ним будет как минимум увлекательной. Тем более, что эта отсрочка на самом деле никак не влияла на их конечные планы, а поставить наглеца на место и использовать к своей выгоде — истинное удовольствие гурмана.
Он продолжил читать.
— «Нет-нет, не подумай, я смогу решить проблемы, я не вскидываю руки кверху, признавая поражение и моля о помощи. Наоборот, у меня всё просто отлично, гораздо лучше, чем ожидал. И в этом dialectica проблемы…»
Слово-то какое. — Он нахмурился. — Узнай, что это, — бросил сидящему в кабинете помощнику, одновременно советнику, порученцу по особо важным и особо скользким вопросам. Человеку, которого никто не должен замечать, но от которого зависит быт и уют многих. Тот в ответ коротко кивнул. Герцог продолжил:
— «…Вернувшись в замок и посмотрев, что наворотили в моё отсутствие кузнецы и мастеровые, лишь уверился в том, что справлюсь с любыми сложностями. Однако их достижения породили новые сложности, которые не мог принять во внимание, ибо не подозревал, что это потребуется…»
— Это он так настырно НЕ просит помощи, — произнесла герцогиня. — Он хочет равноправия, партнёрства. Не хочет идти под нашу руку и играть в команде. И я не знаю, дорогой, как к этому относиться. Но одно точно — независимость он ставит во краю угла отношений. И если не хотим испугать его, не хотим, чтобы он переметнулся в лагерь противников, ни в коем случае нельзя давить и заставлять.
— Знаю такой типаж, — усмехнулся мыслям герцог. — Сложные люди. Но работать с ними можно. — Вернулся к чтению.
— «Графство Пуэбло в состоянии справиться с любыми текущими вызовами. Например, победить в войне один наглый городишко, вассал короля. Подавить восстание пятнадцати баронов. Отразить набег врагов рода человеческого. Это всё мелочи, и я так и планировал, что эти проблемы придётся решать, на их решение заранее были выделены ресурсы. Но мои мастера не вложились в бюджет, который им отмерил на исследования, и усугубили проблему, без меня заняв и потратив куда больше, чем мог себе позволить. И ситуация такова, что их открытия на самом деле выдающиеся, и окупят любые инвестиции, но только лишь когда я запущу их в производство и начну продавать в виде товаров. Вот только для запуска потребуется ещё больше денег, чем было потрачено. И тут, винюсь, я сел в лужу».
— Всем бы так в лужу садиться! — прокомментировал герцог недовольным тоном.
— «А потому, ваша светлость, прошу как человека, в общении с которой почувствовал если не родство кровное, то родство душ, помочь мне в этом начинании, и поддержать труды мастеровых Пуэбло. В частности предлагаю на выбор два варианта.
Первый — занять мне денег под ЛЮБОЙ, — выделил герцог это слово интонацией, ибо оно было написано большими буквами и подчёркнуто, — разумный процент с погашением после запуска мастерских. Первое время обязуюсь всю прибыль от продажи товаров отправлять на погашение долга, и только после — зарабатывать самому.
Второй — предлагаю стать совладельцем некоторых наших производств. Внести деньги в кузнечную гильдию, которую мы создаём прямо сегодня, пока я пишу это письмо в своём кабинете, и, когда будут посчитаны все расходы на запуск продукции, ты будешь получать с каждого проданного товара долю, пропорциональную вложениям. Проект Устава и паевого договора высылаю в этом же письме отдельными пергаментами. Никаких подводных камней и скрытых смыслов: я, как граф и основатель, получаю четверть, то есть двадцать пять долей из ста. Гильдия, как разработчик, пятнадцать долей из ста. Все остальные доли будут делиться между теми, кто вложит деньги. Подобные письма и образцы выслал всем ключевым торговцам деньгами королевства, ты можешь проверить и убедиться — не обманываю. Однако они, скорее всего, слишком осторожные и не захотят входить в дело сейчас. И я их прекрасно понимаю и не осуждаю. Однако вложение в новое производство работает по такому принципу, что кто вошёл раньше — получит гораздо больше, тех, кто решит войти, посмотрев, что дело прибыльное и выгорит. Тогда вложиться будет слишком много желающих, и доли им будут выделены куда меньшие, а суммы входа гораздо большими, чем у тех, кто стоял у истоков.»
