Она тоже улыбнулась. Сменила тему:
— Хочешь молочка? Парного? И мёд есть. Молоко из посёлка виа, мёд с прошлого раза остался.
— Тащи. — Настроение плавно начало подниматься.
Она поднялась, я окликнул:
— Что там с пленными? С ранеными?
Ингрид обернулась. Нахмурилась.
— Пленных около трёх сотен. Из них около сотни лежачих. Я всех считаю, и горожан, и наёмников. Лежачие — здесь, в лагере. Остальных под ночь угнали в посёлок виа, в какой-то ангар, под замок. Доминик с управляющим проекта договорился.
— Правильно, — одобрил я. — Две сотни ходячих — слишком много для лагеря.
— Рикардо говорит, от вас всего с полсотни ушло в город, — нахмурилась она. — Значит, сотни две с половиной вы побили. По нашим пока не знаю, есть раненые, которые могут преставиться, но пока девяносто восемь тел. Всех считаю, где кто не разбираю. Мальчики готовятся утром хоронить, Рикардо обещал с утра священника из посёлка виа для отпевания.
— Там уже и священник свой? — усмехнулся я. — Быстро растут.
— Так их уже не меньше пяти сотен в посёлке, если каторжан считать. А каторжане что, не люди что ли? Им тоже причаститься нужно.
Логично. Посёлок растёт. Если бы Феррейрос был моим, он бы взял на себя функции строительного лагеря и богател бы на дрожжах. Но он не мой. А вот сотня погибших — это много. Я погрустнел. Потом ещё итоговую сводку почитаю, у кого из баронов сколько побило и почему, сколько моих, сделаю выводы. Но пока констатирую: лёгких побед не бывает. Даже в сверхмобильной войне, в которой потери по определению меньше, чем в тупой свалке толпа на толпу. Война — страшная штука.
«Дурная тётка, стерва она» — вспомнился голос дяди Коли.
Точно, дядь Коль. Дурная. И стерва. И все мои послезнания, все мои навыки стратега, заработанные в компьютерных играх — полная ерунда. Надо смириться с тем, что даже в лёгкой войне, где ты воюешь на своём поле, на своих условиях, полностью и во всём превосходя противника — даже эта война обойдётся тебе очень и очень дорого. И я отнюдь не про деньги.
Время шло неспешно. Между тем следовало бы торопиться — конец Июля. Я не успевал к первому Августа на Белую. До Пуэбло два-три дня бешеной скачки с заменой лошадей во всех ключевых пунктах через каждые часа четыре. Здесь копают виа, на всём промежутке стоят лагеря строителей, лошади есть, а я тут граф — всё моё. Потому и обернулся так быстро домой, и снова сюда — и тоже быстро, так как батя по всему графству в каждом крупном селе расставил амбары с зерном для переброски войск. Но на запад от Пуэбло всё не так радужно — припасы показывают местами дно (нереальный трафик, возницы и грузовозы всё съели), и лошади не факт, что в ключевых точках есть. Ибо там нет строителей. А значит надо рассчитывать на неделю пути. Плюс три дня здесь. Не успею к первому Августа. Но с другой стороны, и войско просто так не бросишь — не сейчас. И с городом надо решать — хотя бы сделать им предложение. И трупы закопать. На трупы отправили всех каторжан, что были в посёлке — всё же у нас война, в любой момент может быть нападение горожан, пусть войско лучше будет под ружьём наготове, а не лопатами машет. А с соучредителями, за использование рабсилы, договорюсь. Директора от компаньонов смотрели на такое моё самоуправство скрежеща зубами, но, к счастью, молча.
В делёж трофеев не лез, себе особой доли не взял, но постановил, что ВСЁ отбитое зерно идёт на содержание войска. И так как войско я уже кормил это время своим зерном, мне, не торгуясь, его и отдали. В качестве моей доли. Я был не против — железяки пусть бароны разбирают, мне кузнецы свои скуют, со стандартизацией, из лучшей в мире стали. Зерно реально нужнее. Половину тут же продал управлению виа, по божеской цене, половину отдал в фонд разграбления Феррейроса, постановив, что если горожане подпишут мир, половина от прибыли — мне, половина — в общий котёл. А не подпишут — заберу в Пуэбло, там тоже стройка полным ходом, и надо бы с мастером Гнеем перетереть, что там за прожекты реализовывает. Какой-то вид у него был не просто задумчивый, а как у человека, сделавшего открытие и посвятившего ему всего себя. Что-то курилка задумал, и испросил у Астрид на это около сотни солидов.
Мы с тремя плотниками, вольными, приехавшими на проект виа подзаработать, а также с управляющим, катались вокруг Феррейроса, по над северной стороной, где я показывал, какие виселицы и сколько нужно к завтрашнему обеду тут сделать. Лесоматериалы из крестьянских изб из деревень, принадлежащих ранее городу, почти все растащили — в степи с дровами напряжёнка, так что у нас были проблемы с виселицами: не из чего было делать. Управляющий со мной спорил — хотел место казни подальше отвести, но я настаивал, что надо тут, чтобы со стен города было видно. А охрана — у меня воинов больше, чем у них, отобьёмся.
— Это опасно, — качал он головой. — Мы — не сторона конфликта. А тут наши рабочие, будут виселицы делать.
— Я заплачу. — Я мило улыбнулся. — И напишу пергамент соответствующий, расписку. Получается, вы работали за деньги, а не по моему приказу. Не должны горожане вас тронуть.
Он тяжело вздохнул, смиряясь. И правда, у меня шесть сотен воинов под рукой, куда со мной спорить?
Хотя горожане таки тронуть могут. Но со мной спорить — гарантированно не стоит.
— Вашсиятельство, а это кто? — показал вдаль один из плотников.
— Сигизмунд, в лагерь! — скомандовал я и развернул Пушинку.
Я испугался. Ибо их выехало человек полста. А нас было с десяток. И подстраховка далеко. Правда и мы были далеко от города, по любому успевали уйти, вот я и не замедлил воспользоваться эвакуацией. Горожане не стали увеличивать ход и на рысях поехали следом, прямо к нашему лагерю, игнорируя, что наши летучие отряды у них уже по бокам, а из лагеря выехало полсотни бойцов Тита. Над одним из шишек отряда реял белый флаг.
Воинов было около трёх десятков. И около двух десятков — горожане. Не простые, богатые. И все лезли ко мне с претензиями, а точнее предложениями выкупить их родных из плена, если таковые у нас в плену. Суммы выкупа назывались разные. Вот оно, почему сеньоры не нападали больше! Заложники!
— Так-так! Стоп! Сеньоры, стоп! — поднял руки вверх я, прекращая базар. — Сейчас нам всем принесут тюки. Мы сядем вот на этой площадке перед палатками. И обсудим мирный договор. И обсуждать будут только те, кто уполномочен городом вести такие переговоры. А после будем говорить о пленных и о выкупе.
Предложение было встречено бурным перешептыванием.
Их по-прежнему было пять. Лютый, «скользкий», бургомистр и два крупных гильдейца. Видимо от горной гильдии и от кузнечно-плавильной — а кто блин ещё? Это что-то типа их директории, верховного коллективного магистрата. Я был не против — знакомый противник всегда лучше незнакомого.
Трифон принёс пергамент, который я всё утро сочинял и диктовал ему. Попросил Ингрид прочесть его вслух — для всех. Ибо за мной стояли и слушали мои бароны, за сеньорами — их сопровождающие лица.
