Итак, мне пообещали четыреста долларов и заплатили восемьдесят авансом. Я отправился в участок в Ист-Виллидже и попросил разрешения побеседовать со своим подопечным.
– Это вы пришли к малолетнему преступнику? – спросил сержант за стойкой.
– К ошибочно обвиненному, – ответил я.
Полицейский выглядел лет на пятьдесят с плюсом, был массивен, но бледен. На выбритых щеках тут и там виднелись ускользнувшие от бритвы волоски, а глаза казались выцветшими, почти прозрачными.
Расстояние между нами было метра полтора, но от него так разило начальственным духом, что мне пришлось отступить еще на полшага.
– Допросная номер девять, – сообщил между тем сержант. Я так и не узнал его имя. Он протянул мне простой пластиковый бейджик с красной карточкой. На ней значилось «В-9».
В коридоре на пути к допросным меня настиг внезапный приступ клаустрофобии. Казалось, стены только и мечтают раздавить меня, пол под ногами качался, и чудилось, что запах безымянного сержанта щекочет мне ноздри.
Я пошатнулся, но удержал равновесие, опершись левой рукой о стену.
– Осторожней, – предупредил полицейский, поддерживая меня под локоть. – Вы в порядке?
Полицейский был азиатской внешности, вероятно, китаец, в форме патрульного и круглых очках. Глаза у него были дружелюбные, и от него совсем не пахло.
– Спасибо, – ответил я. – Тот еще денек выдался.
– И то ли еще будет, – подхватил он. – Вы – Джо Оливер?
– Угу.
– Да, дружище, ну и подставили же вас. Будь я детективом по этому делу, никто бы никогда не увидел той пленки. Право же, ведь вы ее не били и вообще ничего такого не делали.
В тот миг это лишь добавило мне неуверенности. Разумеется, «брат в синей форме» непременно потерял бы такую улику. А ведь полицейские всегда первыми прибывают на место преступления.
– Спасибо на добром слове, – сказал я и выпрямился. – Как вас зовут?
– Арчи. Арчи Зао.
– Скажите, Арчи, допросная номер девять там, дальше?
– Да, прямо за углом.
В этом участке допросные были размером с чулан. Когда я открыл дверь с автоматическим замком, парень дернулся на стуле и задрал руки вверх, насколько позволяли наручники.
Он был невысок и пухлощек, одет в джинсы и клетчатую рубашку с длинным рукавом. Судя по виду, его крепко избили. Левый глаз полностью заплыл, а нижняя губа распухла, на правой скуле налился синяк размером с мяч для гольфа.
– Если хотите, я во всем признаюсь, – выпалил он.
Мне хватило этой фразы. Совсем недавно я находился на его месте. И бывали моменты, когда я готов был сказать что угодно, лишь бы прекратился страх того, что может вскоре произойти.
– Якоб, меня прислала твоя мама.
– Правда? – один глаз его распахнулся, а другой стал лучше виден.
– Как ты?
– Они меня побили. Очень сильно.
– Ты взял эти деньги?
– Вы отведете меня домой?
На вид ему было лет двадцать пять, но повадки и речь как у ребенка.
– Не прямо сейчас, но если будешь отвечать на мои вопросы честно, то я сделаю все, чтобы доказать твою невиновность.
Тогда он заплакал. Уткнулся головой в закованные в цепи руки и захныкал. Я сел у допросного стола напротив него и стал ждать. Несколько минут спустя плач усилился, в нем слышался страх. Якоб принялся кричать и рваться из оков, которые крепились цепью через дыру в столе к металлическому кольцу, надежно впаянному в бетонный пол.
Я молчал, давая ему отвести душу. Я прекрасно понимал его чувства.
Потом он успокоился, затих и выпрямился.
– Простите, – пробормотал он.
– Ты ни в чем не виноват, – подбодрил я. – Тебя арестовали за то, чего ты не совершал, и избили за то, что сказал правду.
Якоб глянул на меня своим окривевшим глазом, напомнившим Квазимодо.
– Почему ты взял деньги из кассы? – спросил я.
– Шейла попросила.
– Кто такая Шейла?
– Подруга, с которой я познакомился.
– Где ты с ней познакомился?
– В парке на Бовере. Она сказала, что у ее отца там магазин и что он даст нам немного денег на ужин. Она была очень голодна.
* * *
Все это заняло около трех часов. Офицер Зао позволил мне взглянуть на запись камеры с места преступления. Было совершенно ясно, что Якоб выполняет все под диктовку кого-то другого – вероятно, Шейлы. Также возможно, что у нее был и еще один сообщник, который отвлек продавца и занял его разговором у дальней стойки.
В рапорте офицера, произведшего арест, значилось, что у задержанного не было с собой денег. Он отошел от магазина не так далеко, а деньги у него уже забрали.
Детектива, ответственного за расследование, звали Бадди Мак-Энри. Это был мой сверстник, и он вечно ездил закоулками, чтоб сократить маршрут. А у меня был свой ярлык. Я был дамским угодником, а еще вечно придирался к мелочам. Зато почти все аресты, которые я проводил, заканчивались обвинительным приговором.
Я сумел убедить Бадди получить доступ к другим камерам видеонаблюдения, чтобы попытаться рассмотреть, как Якоб выходит из магазина.
– Я уверен, на этих кадрах вы сможете засечь девушку с парнем или, вероятно, двух девчонок, которые надули бедолагу.
– Все равно, взял-то он, – сказал смуглый ирландец Бадди.
– А ты с ним побеседовал?
– Конечно, – отозвался он, – еще как, – он выразительно стиснул левую руку в кулак.
Я сдержался, чтобы не съездить ему по морде, и проговорил:
– Оценки в табеле его успеваемости в старшей школе наверняка скажут тебе, что он нуждается в особом подходе.
– Он что, умственно отсталый?
– Давай-ка я заберу его домой, Бад, пока тебе самому за это не сшили дело.
На Мак-Энри был серый костюм, который от долгой носки стал лосниться. Он уставился на меня с явным неудовольствием и наконец сказал:
– Ты больше не наш, так ведь?
– Якоб – хороший парень, – сказал я Уилле, – но не думаю, что его можно считать надежным свидетелем.
– Якоб работал помощником у отца в магазинчике, – проговорила она. – Мы с ним вроде как дружим. И он рассказал мне о вас, а его мать говорила, что вы смогли вытащить его из тюрьмы всего за пару часов. Когда я спросила у нее про вашу работу, она ответила, что вы всей душой преданы службе и правде.
Я не верю в сверхъестественное, но, видимо, некоторым из тех людей, с которыми я общаюсь, заметно нечто недоступное мне. Может, они умнее меня, а может, обладают неким недоступным мне восприятием, но есть и такие, кому я верю вне зависимости от границ банальной логики. Маргарита Сторелл, пусть я и встретился с нею лишь однажды, была одной из таких людей.
