– Так вы посмотрите сегодня бумаги? – спросила юная адвокатесса.
– Давайте двести пятьдесят долларов из вашей наличности – и я их прочту. Возможно, сумею дать вам какой-то совет, возможно – нет.
– Может статься, вы все-таки возьметесь за это дело, если вам покажется, что есть зацепка?
Я выждал четыре удара сердца, прежде чем ответить.
– Не исключено.
Уилла ушла, и на какое-то время я остался один, в тишине и покое. Как солдат Первой мировой в траншее в ожидании следующей атаки, смертельной болезни или иприта, который в любой миг может проникнуть в окоп и превратить его в могилу.
Я размышлял об Эйкерзе, о Саммерс, а теперь еще и о Мэне.
Чтобы отвлечься, полез в интернет, надеясь увидеть если не хорошие новости, то хотя бы дельную рекламу.
Семнадцатое письмо в электронной почте было от некоего bacers1119@repbacers.com. Все сообщение состояло из одного-единственного телефонного номера.
Глава 8
После работы мы с Эйжей-Дениз отправились в новое французское бистро на улице Монтегю. Бистро называлось «Саваж». Я взял беф бургиньон
[8], а Эйжа – курицу в винном соусе. Красное вино было чудо как хорошо, и я предложил дочери глоточек.
– Так ты возьмешься за дело Уиллы? – спросила она, когда я отказался налить ей еще.
– А что она успела тебе о нем рассказать?
– Что парень по имени Свободный Мэн – невиновен, и она надеется, что ты сможешь это доказать.
– Никому больше не говори об этом, – предупредил я.
– Не буду. Я же только с тобой разговариваю.
Мужчина, сидевший через пару столиков от нас, время от времени косился в нашу сторону.
– Тут еще вот какое дело, – сказал я.
– Какое?
– Ты пользуешься тем компьютером, что я тебе дал?
– Ага. А что?
– А домой ты его берешь?
– Это, конечно, ноутбук, но он весит почти четыре килограмма. Куда уж мне его носить.
– Значит, ты никогда не брала его домой?
– Не-а, – она отрицательно качнула головой, но в глазах мелькнула некая неуверенность.
– Но?..
– Все файлы – в облаке. Раз в неделю я обычно копирую файлы в свой компьютер, чтобы закончить то, что не успела. А что, что-то не так?
Я люблю свою дочь. И если бы мне пришлось остаток жизни провести в затхлом гробу, зарытом на глубине трех метров под бетонной плитой, и на фоне всего этого играла бы полька, то ради нее я был бы готов и на это.
– Папа, что-то не так?
– Нет, милая. Но уже поздно. Давай-ка я подвезу тебя домой.
– Так ты возьмешься за дело Мэна? – спросила она, когда мы встали из-за стола.
– Пожалуйста, больше не упоминай этого имени. Ни при маме, ни вообще при ком-либо.
– Хорошо, – и она преданно взглянула на меня, чтобы подчеркнуть обещание.
Машина стояла на обочине улицы Монтегю, но мы не успели до нее дойти, как нас кто-то окликнул.
– Простите, – проговорил незнакомец.
Он подошел со стороны бистро.
Сначала я подумал, что я что-нибудь там позабыл.
Это был тот самый мужчина, что косился на нас из-за дальнего столика: среднего роста человек, белый, одетый в желто-зеленый спортивного стиля пиджак, черную рубашку и брюки.
– Извините, – сказал он снова, приблизившись.
Туфли его выглядели так, словно они были сплетены из соломы.
– Ты не должна с ним идти, – обратился он к моей дочери.
– Хм? – отозвалась она.
А я не знал, то ли заехать ему в челюсть, то ли расцеловать в обе щеки.
– Ты все не так понял, дружище, – сказал я. – Это – моя дочь.
Он нервно заморгал, затем присмотрелся получше. Мы в общем-то похожи, если отмести в сторону и юношеский оптимизм, и отпечаток былой боли.
– Ох, простите. Мне очень неловко. Я-то думал…
– Знаете, – добавил я, – я благодарен вам, что приглядели за юной леди. Но тут все в порядке.
– Вы подумали, что он мой парень? – с любопытством невинно поинтересовалась дочка.
– Моя младшая так и пропала на улице, – сказал он, глядя на меня.
– В следующий раз сделайте фото на мобильник и отправьте в полицию, – предложил я. – Это со всех сторон безопаснее.
Мы весело доехали до Палм-Бич. Эйжа любила слушать Сиднея Беше
[9], потому что «у него кларнет такой, словно кто-то разговаривает».
Я рассказал ей историю, как Беше однажды ввязался в настоящую дуэль с другим музыкантом в Париже, потому что тот сказал ему, будто он фальшивит.
– Что, правда? – спросила она. – И он застрелил этого парня?
– Они намного лучше играли джаз, чем стреляли. Он промахнулся и попал в секунданта. Кажется, это была женщина.
– И со мной будет то же самое, если стану болтать о твоих делах?
– Необязательно, но очень может быть.
* * *
Мы позвонили в дверь, и на порог трехэтажного особняка из белого кирпича вышел муж Моники. Он ожидал, что моя дочь вернется одна.
– Привет, Джо, – бросил он.
– Здравствуй, Коулман.
– Что ты здесь делаешь?
– Папе нужно поговорить с мамой, – непререкаемым тоном заявила Эйжа.
– О чем? – поинтересовался у меня Коулман Тессар.
– Джо? – окликнула меня Моника с лестницы между первым и вторым этажом.
– Привет, Моника, – поздоровался я. – Я хотел с тобой кое о чем поговорить.
– Позвони мне завтра.
– Не могу, – ответил я. – Это ЖИС.
Я с трудом сдержался при виде гримасы, которую скорчил Коулман. Он все просил Эйжу называть его папой и ненавидел то, что у нас с Моникой была система секретных кодов для общения.
Бывшая жена хмыкнула, но после произнесла:
– Погоди, я оденусь. Поговорим на кухне.
– А я пока составлю тебе компанию, – сказала мне дочь.
– А ты отправишься в постель прямо сейчас, – приказал ей Коулман.
Для афроамериканца у него была достаточно светлая кожа, и он был очень недурен собой. Примерно моего роста и примерно на десять лет моложе моей бывшей. Он работал в банке, занимался инвестициями и очень неплохо зарабатывал. Но при этом он был собственником или по меньшей мере предпочитал все контролировать. И я очень ценил в нем эту черту характера, потому что именно она отвращала мою дочь.
