– Вот потому-то так сложно быть полицейским, – кивнув, сказал я, отпивая глоток кофе без кофеина.
– Это почему же? – спросил обладатель состояния в восемьсот семьдесят девять миллиардов долларов.
– Ну вот представьте себе, – объяснил я. – Вы находитесь на улице, при вас ваше оружие, а кругом люди, которые могут быть вооружены. Они боятся вас, злятся на вас, жаждут отомстить за то, что мог натворить один из ваших названых братьев в синем мундире. Вот потому-то тебе и приходится держать в узде свою пистоль, ведь у тебя есть не только сила, но и ответственность.
Роджер улыбнулся моим словам и кивнул. Я прекрасно понимал, что для него оружие – символ силы и его собственного достатка. И на секунду показалось, что мы с ним почти равны.
– Твоя бабушка – необыкновенная женщина, – сообщил Роджер у дверей лифта. Он пожелал проводить меня, и бабушка, кажется, это одобрила.
– Так оно и повелось с давних пор.
– Она говорит, ты вынужден был бросить службу в полиции, потому что попал в какую-то беду.
– Беду я накликал на себя, когда спустил штаны и запрокинул голову, – я и сам не знал, отчего так разоткровенничался с Феррисом. Теперь-то я понимаю, что он просто излучал уверенность и чувство, что ему можно доверять.
– Это Бренда мне уже рассказала, – сообщил он, снова кивнув. – Она потрясающая. Потрясающе естественна, а также абсолютно не подвержена зависти и коварству.
– Она говорит, вы хотите пригласить ее на концерт.
– Сказала, что не пойдет, пока у меня кожа как следует не потемнеет.
– На самом деле ей хочется пойти, мистер Феррис. Продолжайте настаивать, и рано или поздно она не устоит.
Феррис улыбнулся и озарил меня взглядом своих бледно-синих глаз. Глаза были очень грустные. Я представил себе, как вскоре они с бабушкой будут сидеть рядом на каком-нибудь потрясающем концерте.
– Когда ты отходил в уборную, твоя бабушка сказала мне по секрету, что у тебя могут опять возникнуть неприятности.
– Сами знаете, какие они, эти бабушки, – отозвался я. – Время от времени они принимаются излишне тебя опекать.
– Что ж, – проговорил миллиардер. – Если она все-таки окажется права, ты просто позвони мне. Вот тогда ты увидишь, как мало на этом свете меня пугает.
Он протянул мне визитку и в который раз кивнул.
В тот год конец ноября еще радовал теплыми деньками. Я постоял на улице, набрав на смартфоне пять электронных писем. Я несколько щепетилен в вопросах виртуального общения, поэтому каждое письмо перечитал трижды, а потом все их пропустил через программу автоматического исправления опечаток. Закончив, я отправился на поезд «С», который ехал в центр, на Бруклин-Хайтс.
Тем временем я покопался в интернете, используя такие ключевые слова, как Адамо Кортез, арест, офицер полиции и свидетельство.
Было 10:07, когда я, наконец, набрал телефонный номер.
– Алло? – голос был мужской.
– Мистер Саммерс? – спросил я.
– Да.
– Это вас беспокоит Джо Оливер. Полагаю, вы знаете обо мне.
– Минутку.
В трубке что-то щелкнуло, потом послышались счастливые вопли и жалобы детей. Ее голос я услышал раньше, чем она взяла трубку. И звучал он совсем не так, как голос той женщины, которая умоляла меня потянуть ее за волосы.
– Да?
– Миссис Саммерс? Это Джо Оливер.
– Да. Я ждала вашего звонка.
Где-то там, на другом конце провода, хлопнула дверь, и звуки утреннего домашнего реалити-шоу Среднего Запада прекратились.
– Хочу начать с благодарности за ваше письмо. Я хочу, чтобы вы знали о том, что оно для меня значит. Ведь я понимаю, что вы вовсе не обязаны были искать со мной связи.
– Благодарю вас, но вы не правы, мистер Оливер. С тех пор как я вернулась в лоно церкви, я все время думаю о том, сколько ужасных и неправильных вещей я совершила. Некоторые из них уже не исправить, но… но в вашем случае самое меньшее, что я могу сделать, – это сказать правду. Когда я должна приехать в Нью-Йорк?
– Давайте об этом поговорим чуть позже, – предложил я. Сначала я хотел бы задать несколько вопросов.
– Хорошо, – вздохнула она.
– Вы упомянули, что когда-то вас арестовали, и некий Адамо Кортез пытался вынудить вас дать показания против меня.
– Это так.
– И этот человек заявлял, что он сотрудник полиции?
– Он и был полицейским, – поправила она, – детективом.
– Это он вас арестовал?
– Нет. Нас поймали с моим… м-м-м… на тот момент он был моим парнем, звали его Честер Мюррей. И меня привезли в участок на Тридцать Пятой улице.
– В тридцать второй участок?
– Не уверена. Но помню, что находился он на Тридцать Пятой улице. И пахло там дезинфекцией.
– Так во всех участках пахнет. Время от времени.
– Наверное, так и должно быть, – проговорила она, напрочь игнорируя мою скромную попытку задать беседе хоть немного более легкий тон. – Я не помню имен офицеров, которые меня арестовали. За рулем был Честер, но машину напрокат брала я. Мы везли двадцать фунтов кокаина. И меня просто отвели в комнату и посадили там, не позволив ни поговорить с Честером, ни адвокату позвонить. Даже в туалет меня не выпускали.
С минуту или даже больше Беатрис молчала. И я знал, о чем она, должно быть, думает. Если полицейский хочет обратить арестованного в своего агента, ему стоит напустить на него (или в данном случае – на нее) страху. Голод, унижение и боль – обычные для этого инструменты. Но они не на всех одинаково срабатывают. Для каждого нужно приготовить особый коктейль. Для Беатрис таковым стал страх изоляции, плюс немного отверженности и настолько полный мочевой пузырь, что пришлось справлять нужду безо всяких удобств.
– Я провела там почти сутки, прежде чем повидать меня пришел детектив Кортез.
И снова незаконные методы оказались куда сильнее нее. Мне это напомнило собственное заключение в Райкерс и горящую боль в щеке, когда «номер десятый» резанул меня крышкой от банки из-под томатов.
После еще одной долгой паузы она продолжила:
– Он сказал, что еще двое суток меня могут держать, даже не выдвигая обвинений. И что к тому времени Честер меня уже сдаст.
– Думаете, он бы сдал? – спросил я, сам не зная почему.
– Это точно. Как-то Честер дал показания против собственного двоюродного брата, только чтоб ему лишний раз не досталось. Его бы даже в тюрьму не отправили, но он все равно подставил Джерри.
– А как этот Адамо выглядел?
– Невысокий такой. Темноволосый, с густыми усами. А кожа коричневатая.
