Когда старомодный «Форд Гэлакси 500» Мэла докатил до Плезант-Плейнса на Стейтен-Айленде, день успел смениться ночью. Мы молчали, не включали радио, не запускали музыкальных дисков. Мы отправлялись на серьезное дело.
На южной окраине маленького города стояла заброшенная церковь. Даже не заброшенная, а изолированная. Ее окружала трехметровая каменная стена, единственный проход в которой был закрыт железными воротами с дистанционным пультом управления. Прямоугольное кирпичное сооружение составляло в высоту не менее двух с половиной этажей. Двенадцать узких витражных окон тянулись от земли до кромки темно-зеленой черепицы остроконечной крыши. На ней с одной стороны был острый цилиндрический шпиль, возвышавшийся над остальной конструкцией метра на три. В центре нижней части крыши установлена спутниковая антенна.
Мэл свернул и подъехал к входу в некогда святое убежище.
– Ты здесь живешь? – спросил я, когда он отпирал двустворчатую дверь.
Стоило шагнуть внутрь, как загорелся свет. Помещение вовсе не было огромным, как некоторые из церквей, но высокие потолки, пустое пространство, где раньше стояли скамьи, и возвышающийся над полом алтарь заставляли меня чувствовать себя совсем маленьким.
– Иногда тут останавливаюсь, – проговорил Мэл, отвечая на вопрос, про который я и позабыл, стоило включить свет.
– А где ты спишь?
– На вокзале.
– Где?!
– Сюда.
За алтарем оказалась маленькая дверца, за ней обнаружилась узкая винтовая лестница, уводящая вниз.
Как и в самой церкви, стоило сделать первый шаг, как зажегся свет. Тридцать семь ступеней привели к двери, которая едва ли была шире крышки гроба. Мэл открыл ее, и мы вошли в пустую комнату, освещенную тусклым светом из-за стекла во всю стену. А за стеклом сидел окровавленный человек. На нем были только футболка и трусы, запястья его были цепями прикованы к стене, а лодыжки – к полу. Выглядел он жалким и отчаявшимся, но не это привлекло мое внимание. Я знал его. Этого человека Мэл называл Поукером. Один из тех, кого Стюарт Браун послал в засаду на меня в кофейне в Вест-Виллидже.
– Он нас видит? – спросил я.
– Нет.
– Ты пытал его?
– Так, подготовил немного. Я ждал, что ты придешь с вопросами поважнее.
Мэл зашел в маленький альков слева от стены-окна и достал оттуда пару складных стульев. Он установил их напротив окна в пыточную, как будто это был широкий экран плазменного телевизора.
Мы находились в темном и пыльном помещении. А комната с пленным Поукером была отделана белым камнем и залита светом.
– Да, – сказал Мэл, глядя на дело рук своих, – это вокзал «Подземной железной дороги»
[18].
– О чем это говорит?
– На Стейтен-Айленде были люди, желавшие освободить столько рабов, сколько будет возможно. От Эллиотвилля и до нашего подвала они посвятили этому свои жизни.
Я даже от пленника отвлекся секунд на десять.
– Я купил это здание в качестве убежища и кое для каких нужд, – продолжал Мэл, – но потом обнаружил его тайное предназначение до Гражданской войны. И мне это, собственно, понравилось. Люди должны нарушать закон, если он им не подходит.
– Он слышит нас? – спросил я, кивнув на Поукера.
– Полностью звуконепроницаемо.
– Как его на самом деле зовут?
– Саймон Крейтон. Родился в городе Джерси. Любит ломать парням ноги. И колотить своих девчонок, но они все равно на него вешаются.
– Что ты узнал от него?
– Да ничего. Я его просто поколачивал… Чтобы настроить на нужный лад к тому моменту, как ты сюда доберешься.
– То есть ты его просто бил? – уточнил я, глядя на любителя ломать ноги. Сквозь зеленоватое стекло видно было его расквашенное, окровавленное лицо.
– Все, что один человек делает, а другой – правильно понимает, можно назвать языком, – процитировал Мэлкворт. – Это я прочитал в одном филологическом журнале. Я искал материалы по ядам, а наткнулся вот на это.
Мэл вернулся в альков, откуда ранее достал стулья, и вышел оттуда с длинным черным плащом, плотными черными перчатками и белой маской, напоминавшей лики мраморных греческих скульптур. Искусственное белое лицо было красиво и мужественно, бесстрастно и лишено обычных человеческих эмоций.
– Я надеваю этот костюм, – поделился Мэл, – и бедный Саймон пугается чуть ли не до смерти.
– А для меня такого не найдется?
– Нет нужды.
– Почему?
– В маску встроены наушники и двусторонний микрофон. Просто слушай ответы Поукера и мне говори, если нужно спросить что-то еще.
Сначала Мэл накинул плащ, который опал складками до самой земли, затем надел маску и перчатки. Он повернул ко мне неподвижное и прекрасное белое лицо, кивнул и направился к двери справа от окна. Там были короткий коридор и вторая дверь. Мэл закрыл за собой первую, а через пару секунд я увидел, как он входит в белую каменную клетку.
Как минимум три минуты он стоял неподвижно, глядя на Саймона Крейтона.
Поначалу обмякший пленник смотрел на него в ответ. Ему было страшно, это совершенно точно, но он старался храбриться. Спустя полминуты от начала их игры в гляделки он начал дрожать.
– Какого хрена тебе надо, чувак?!
Мэл не двигался с места.
– Просто скажи мне, чего ты хочешь… пожалуйста.
По комнате пролетел пренебрежительный выдох, не принадлежавший, как казалось, ни одному из них.
– Да какого ж ляда тебе нужно? – взмолился Саймон. – Я тебя знаю? Я тебе что-то сделал?
Мэл лишь слегка качнул головой, но этого хватило, чтобы Саймон попытался вырваться. Слышно было, как лязгнули кольца цепей.
Мне и самому становилось не по себе.
Прошла еще минута, и Мэл шагнул вперед. Под плащом не было видно его ног, поэтому создавалась такое впечатление, будто он парит.
– Пожалуйста, не надо! – Крейтон принялся орать так, что ни глубина каменного подвала, ни его звукоизоляция не гарантировали, что криков не слышно на поверхности.
Мэл приблизился к прикованному человеку и принялся бить его. Руками и ногами, с оттяжкой.
Экзекуция продолжалась минуты полторы, пока я не сломался:
– Мэл…
Но он продолжал, а я настаивал:
– Мэл, дружище, прекрати. Он мне нужен в сознании и чтоб говорить мог. Он мне нужен живым.
Еще три удара, и Мэл отступил на шаг от истекающего кровью всхлипывающего человека. Он обернулся к стене, которая с его стороны выглядела зеркалом, и я увидел три пятна крови на маске в остальном по-прежнему безупречной.
