– Э-э… – я не находил слов, ибо был обескуражен этим заявлением и его очевидной искренностью.
Я ненавидел эту женщину за то, что она показала моей жене видео со мной и Натали (она же Беатрис). Я пришел сюда обвинить ее в соучастии в моем аресте. Я хотел набить морду тому парню внизу, потому что не мог или по меньшей мере не должен был поднять руку на нее.
– Как, – спросила она, – неужели ты думал, я причастна к тому, что они с тобой сделали?
– Ты… ты показала то видео моей жене, – проговорил я. – Она оставила меня в Райкерс, хотя у нас были деньги на залог.
Жаклин была мне почти ровесницей, и я постепенно проникался ее красотой. Словно забрезжил рассвет после кончины любимого короля. Красиво, но насквозь пронизано скорбью от его утраты.
– Прости меня и за это тоже, – произнесла она. – Тогда я действительно верила, что ты изнасиловал женщину. Но даже будь это правдой, у меня не было причин показывать запись Монике. Все, что я совершила касательно твоего дела, было ошибкой.
– Это ты меня подставила?
Казалось, она не поняла. Потому что взгляд ее, обращенный ко мне, стал как у западного фермера, который в первый раз увидел море.
– И ты так думал все десять лет?
– И даже больше.
– Я слышала, тебя три месяца продержали в одиночке?
Я провел двумя пальцами по шраму на своей щеке.
– Это чтоб таких отметин не стало больше, – объяснил я.
– Когда мне сказали, где ты, я даже обрадовалась, – призналась она. – Мужчина, да еще полицейский, воспользовавшийся служебным положением, чтобы изнасиловать женщину, – а ведь все именно так и думали, – заслуживает страданий.
– Кто это сказал?
– Та женщина, которая выдвинула обвинения, мой начальник, прокурор Хайнс, – принялась перечислять Жаклин. – Видео и бумаги на тебя поступили в участок. А потом я узнала о твоем освобождении. Что девушка забрала заявление, и ты вышел из тюрьмы. Я хотела пересмотреть документы, но все исчезло. Ни пленки, ни заявления, ни рапорта о твоем аресте. Я попыталась отыскать Натали Малкольм, но и о ней не сохранилось ни единой записи. Я обращалась ко всем, кто мог иметь хоть какое-то отношение к твоему аресту, но никто так и не смог мне ничего сообщить. Моя старая наставница посоветовала забыть об этом. Она сказала, что тебя уволили, не назначив пенсии, и даже Союз полицейских умыл руки. Вот тогда-то я и поняла – тебя подставили. Ты ввязался во что-то и стал угрозой. Они использовали меня в борьбе с тобой, потому что знали мое отношение к полицейским, которые совершают сексуальные преступления, пользуясь служебным положением. Они знали, что я на это дело не пожалею сил. А через десять месяцев я ушла из полиции. И когда окружной капитан спросил почему, я ответила, что не могу больше выносить это дерьмо.
Я ей верил. Я знал: все, что она говорит, – правда. Моему другу Глэдстоуну они подсунули это дело, они подстроили все так, что Беатрис не смогла отказаться.
– Прокурор Хайнс должен был что-то заподозрить, – сказал я. – Пусть он выдвинул обвинения, основанные на лжи, но когда его попросили закрыть дело… он должен был понять: что-то неладно.
– Бен умер семь лет назад, – произнесла Жаклин. – Он вернулся в Северную Каролину, и там с ним случился сердечный приступ.
– А тебе было так стыдно, что ты не позвонила мне и не рассказала об их махинациях? – продолжал я.
– Нет. Нет, Джо. Я была уверена, что ты знаешь, кто это сделал и почему. Я думала, тебе заплатили за молчание или грозятся убить.
– Убить?!
– Я решила, тебя в тюрьме хотят прикончить чужими руками, – подтвердила она. – Умри ты там, никто не стал бы задавать вопросов. В конце концов, ты же изнасиловал женщину, прикрываясь служебным положением. Я думала, ты заключил какую-то сделку с теми, кто тебя посадил. И потому тебе позволили каким-то образом отделаться увольнением.
Ее слова меня сильно впечатлили, я сел обратно на диван и положил левую руку на кожаную подушку, дабы не свалиться.
– Так ты думаешь, они и в самом деле хотели меня убить, а потом передумали?
– Только так все это можно объяснить, – проговорила она. – Вот смотри. Ты был у них в руках, но совершенно очевидно, что они не хотели видеть тебя в суде. И одна из причин, по которой я молчала, – я думала, что тебя каким-то образом взяли в дело. Если бы я вмешалась, они бы и меня могли убрать.
Я наклонился вперед, опершись локтями о колени. Сначала они пытались меня убить, но потом передумали. Такая трактовка всего произошедшего на самом деле казалась разумной. Будь у меня хороший адвокат, были бы все шансы на оправдание.
– Так зачем ты здесь, Джо? – спросила Жаклин.
– Вообще-то, я пришел предъявить тебе обвинение, – признался я. – И потребовать имена тех людей, с которыми ты работала.
– А почему теперь? Ведь все уже закончилось, верно?
– Моя дочь выросла. Больше я никому не нужен.
– И ты решил подставиться под пулю?
Сам я раньше не оформлял эти мысли в подобные слова, но она была права. Кто бы ни подставил меня в прошлом, эти люди не остановятся перед убийством.
– Ты никогда не слышала об Адамо Кортезе и Хьюго Камберленде? – спросил я ее.
В небе Нью-Джерси кружили над аэропортом Ньюарк три самолета. На их фоне – красивое лицо Жаклин Байер, размышлявшей над моим вопросом.
– Зачем тебе это, Джо? – спросила она.
– Я должен выяснить, кто меня подставил.
– Похоже, ты уже это знаешь.
– Я пока еще не все понимаю.
Мы помолчали с минуту.
– У меня две дочки, – сказала она. – Одной тринадцать, другой восемь.
– Я не прошу тебя ничего делать. Не прошу быть свидетелем. Я просто должен выяснить, кто это был. Я должен узнать.
Жаклин сделала глубокий вдох и все-таки решилась:
– Человек, называвший себя Адамо Кортез, привел ко мне Натали Малкольм. Он сказал, что ты принудил ее к сексу, а она боится за свою жизнь. Он показал мне видеозапись. А через пять месяцев меня вызвал в штаб-квартиру психотерапевт, чтобы обсудить мою потерю интереса к службе, – продолжила она. – Там я увидела Кортеза и хотела к нему подойти, но он только отмахнулся от меня и ушел. Я спросила женщину, с которой он разговаривал, куда он мог пойти. Она ответила, что он не работает в этом здании, а зовут его вовсе не Кортез, а Хьюго Камберленд. Он узкий специалист, услугами которого иногда пользуется Управление.
– Специалист какого рода? – спросил я.
– Ты все-таки хочешь втянуть меня в это, Джо?
– Нет. Так какого рода специалист?
– Она не сказала, а я не спрашивала.
Меж нами повисла тяжелая тишина. Она не хотела говорить со мной об этом, но чувствовала себя обязанной. Я не хотел бы знать того, что узнал только что, но теперь не в силах был этого забыть.
