– Здравствуйте, мистер Феррис. Это Джо Оливер.
– Привет, мой мальчик. Как ты?
– Как в пятнадцатом раунде партии бокса в стародавние времена, – ответил я. – До сих пор каждую минуту каждого раунда я проигрывал, но, кажется, теперь наконец вижу, как отвесить противнику хороший хук.
– Под конец такой долгой драки сложно подобрать подходящий угол для удара, – сказал мудрый пожилой миллиардер.
– Да уж знаю, поверьте.
– Что я могу для тебя сделать, сынок?
– Кажется, сегодня вечером будет какой-то концерт, куда вы хотели сходить с моей бабушкой?
– У меня приглашение в Карнеги-Холл, будут исполнены три сонаты Моцарта для игры в четыре руки.
– Если хотите, я мог бы составить вам компанию и пригласить с собой бабушку.
– Было бы чудесно.
– Значит, так и поступим, – произнес я.
– Так что же я могу для тебя сделать?
– Одно большое одолжение, – сказал я. – Надеюсь, вам это будет не слишком затруднительно.
Невозможную задачу мы обсуждали целых четыре минуты, после чего Роджер Феррис изрек:
– Я всю жизнь был тем еще плутом, Джо. Как же приятно, что я могу наконец использовать этот талант, чтобы сделать что-то хорошее и правильное.
– А на концерт пустят в повседневной одежде? – спросил я. – У меня еще осталась пара дел на сегодня, и я не уверен, что успею вернуться в Бруклин, чтобы переодеться, – пока я говорил это, в трубке раздались три коротких сигнала.
– А ты постарайся.
Завершив разговор, я увидел, что гудки обозначали сообщение от Мэла.
Готово!
– Я так понимаю, это значит, что он чем-то тебе помогает? – спросила моя бабушка, когда-то бывшая крестьянкой.
– Точно, мэм.
– Ты же понимаешь, если я туда пойду, мне нужно сделать прическу.
– И знаю, как ты любишь сидеть в кресле у Лулу.
– Роджер ей позвонил после разговора с тобой, она приедет сюда.
– По-моему, ему очень хочется, чтобы это свидание состоялось.
Она фыркнула, потом сказала:
– Думаю, да. Ты там не забываешь об осторожности, Джоуи?
– Лучше того, бабушка. Я делаю все правильно.
Глава 34
До Плезант-Плейнса на Стейтен-Айленде я добрался за полтора часа. По пути с железнодорожной станции достал телефон и набрал номер. Мэлкворт встречал меня у ворот своего безбожного обиталища.
– Как поживаешь? – спросил он, пожимая мне руку.
Вопрос был риторический. Гостеприимный хозяин ожидал простого кивка головой или какого-нибудь непечатного комментария, но вместо этого я замер и постоял немного, задумавшись над его вопросом.
– Что? – не выдержал он.
– Скажи-ка мне кое-что, Мэл.
– Что именно?
– Я знаю, почему я здесь, на пороге твоего дома. Мой мир сошел с ума еще лет десять назад, а ты – единственный человек, сумасшедший настолько, чтобы помочь мне с этим справиться.
– Так.
– Ты говоришь, что я единственный, как та твоя красная птица, кто поступил с тобой правильно, но ощущение такое, как будто я… не знаю даже… какая-то слабая причина, что ли.
– Это тебе так кажется, Джо, – впервые на моей памяти он назвал меня по имени. – Я хочу сказать, что тебя не растили как демона в доме скорби. Твой отец – не насильник, и твоя мать не ненавидит его за это. Но уж поверь моему слову… ты не выстрелил в меня, а после не солгал обо мне; а потом, те несколько лет, что мы играли в шахматы, ты просто сидел напротив, как брат, которого у меня никогда не было, как друг, без которого никак, как отец, который водил бы меня за руку. В моем мире, в моем понимании это было сокровище, которого я так жаждал.
– А как же часовщик?
Мэлкворт печально улыбнулся и кивнул:
– Однажды я расскажу тебе и о нем.
Кажется, я задел за живое человека, в котором не осталось ничего человеческого.
– Ладно, – отступился я. – Пойдем.
– Ты так и не ответил на мой вопрос.
– Как я поживаю?
Теперь он улыбнулся дружелюбнее и снова кивнул.
– Кристальный лед в голове и горячий огонь в груди.
– Значит, можно начинать.
По ту сторону бронированного стекла стоял высокий мужчина в светло-коричневом костюме-тройке. Рядом на полу лежал складной металлический стул, на котором в прошлый раз сидел Мэл. А больше в комнате с белыми стенами ничего не было. Я догадался, что незнакомец – это Уильям Джеймс Мармот и что стулом он воспользовался, чтобы проверить стеклянную стену на прочность. Теперь он нервно расхаживал взад и вперед в поисках выхода.
Кровь, оставшуюся после допроса Поукера, успели смыть.
– Как все прошло? – спросил я своего нежданного друга.
– Я пригласил напарника – ты его не знаешь. У Уильяма Джеймса было два телохранителя, так что мне не помешала помощь. Когда мы их уложили, он пошел с нами охотно и без разговоров.
– Кто-нибудь видел твое лицо? – спросил я.
– Не-а.
– Как мы с ним поступим?
– Скажи, что Антробус тебя знает, – предложил Мэл. – Это значит, что, если мы сохраним ему жизнь, лица твоего он видеть не должен. Ни лица, ни цвета кожи.
– А почему ты не схватил Антробуса?
– Я поспрашивал о нем. Он – опасный человек, очень опасный. Я не побоюсь пойти против него, просто решил, что сначала мы можем немного поиграть тут с Джимми.
Синие джинсы, синяя футболка и белая маска греческого бога. В левой руке Мэл держал пистолет двадцать второго калибра.
Пленник стоял у противоположной стены камеры, когда вошел плохой парень. Мармот был немного выше Мэла. Он подался вперед, но Мэл поднял пистолет. От этого жеста специалист по охране отступил на шаг назад.
– Чего вы хотите? – спросил Мармот Фроста.
– Мне нужно, чтобы ты сказал мне, где находится Крисси Браун.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Око за око, – объяснил Мэл.
Губы Мармота приоткрылись.
– Я же сказал, что я не знаю…
Мэл опустил пистолет и выстрелил пленнику в левую ступню. Мармот взвизгнул, упал и, падая, кинулся на Мэла. На секунду я испугался за своего соратника, но Мэл отступил в сторону, прежде ударив Мармота прикладом по лицу.
Упав на пол, мужчина, держась за раненую ногу, немедленно превратился в плачущего скорчившегося ребенка.
Мэл порылся в кармане, вытащил упаковку бинта и два больших ватных тампона и презрительно бросил их своей жертве.
