— Обещай, что позовешь меня, если что-нибудь понадобится.
— Ja, а теперь иди.
Пия послушалась, но у дверей остановилась и обернулась.
— Ты мне скажешь, если почувствуешь себя хуже?
— Ja, ja. — Мутти положила бледную руку на лоб запястьем вверх и закрыла глаза.
— Обещаешь?
— Ja, Пия.
С нарастающим страхом девочка вышла из комнаты и закрыла дверь. Хорошо, если мать всего лишь переутомилась. Это вполне возможно: близнецы просыпались несколько раз за ночь, чтобы поесть, и весь день почти не спали. И все же Пия невольно ожидала худшего и горячо молилась, чтобы ее подозрения оказались беспочвенными.
Покормив Макса и Олли пюре с бульоном, Пия положила братьев на одеяло на полу в середине комнаты, дала им погремушки, потом налила в миску супа и осторожно открыла дверь спальни, стараясь не шуметь. На бледное лицо матери упала тонкая полоска света. Мама снова крепко заснула с открытым ртом.
— Мутти, — тихо позвала Пия. — Я принесла тебе супа. — Она подошла к кровати. — Мутти.
Та не пошевелилась. Пия хотела было разбудить мать, но решила дать ей поспать. Нескольких минут отдыха явно недостаточно — нужна целая ночь спокойного сна, и тогда, может быть, к утру мутти придет в себя. Пия вышла из комнаты, тихо закрыв дверь, поставила миску с супом на стол и села. Близнецы смотрели на нее с пола, улыбаясь, агукая и протягивая ручки к лицам друг друга. Пия позаботится о них сегодня вечером — разбавит детскую смесь «Меллинс» водой и накормит их, чтобы мутти не пришлось просыпаться и кормить близнецов грудью. Они не привыкли к бутылочке, но голод быстро научит их пить через соску.
Доев суп, девочка встала, забралась на кровать, открыла окно и, ловко хватая с веревки белье, стала складывать его на постель. Подштанники и ночные рубашки были еще влажными от осеннего воздуха, но она потом повесит их обратно. Когда веревка опустела, Пия закрыла окно и сложила белье на кухонных стульях, потом вытащила из-под кровати задачник по математике и вырвала первую страницу, на которой были только названия книги и издательства. За порчу учебника ее вряд ли погладят по головке, но другой бумаги в доме нет, а случай неотложный. Пия нашла карандаш, снова села за стол и написала Финну: «Как у тебя дела? Что с братом? Мутти, кажется, заболевает, и я не знаю, как поступить. Нет ни лекарств, ни виски. Она запретила мне выходить из дома за врачом, да я и сама опасаюсь. Пожалуйста, помоги. Мне страшно».
Пия сложила записку, снова забралась на кровать, прикрепила послание к веревке прищепкой и отправила его на другую сторону переулка. Блок скрипел, когда письмо скользило по наклонной и замирало, скользило и замирало, пока наконец не добралось до карниза окна Даффи. Боясь даже моргнуть, девочка следила, заберет ли друг записку, но никто не подходил к окну и не выглядывал наружу. Пия посмотрела через плечо на братьев, которые радостно дрыгали ручками и ножками на одеяле, затем подняла оконную раму полностью и высунулась наружу как можно дальше. Надеясь, что мутти не услышит ее, она крикнула:
— Финн! — Ответа не было. — Финн! Ты дома? Это я, Пия!
Молчание.
Пия опустила раму и еще некоторое время постояла у окна, но Финн так и не показался. Девочка прислушивалась к зловещей немоте Пятого квартала, и в груди разливалось холодное одиночество. На далеком горизонте горело солнце, освещая желтым сиянием прохладный осенний вечер, — погода располагала к прогулке бодрым шагом или к энергичной игре в бейсбол. Но в переулке не было ни души. Повозки не громыхали по булыжнику. Женщины не шушукались на крыльце и не звали детей из открытых окон. По спине у Пии пробежали мурашки. Пустынный переулок наводил на мысль о конце света.
* * *
Тем временем, пока мутти спала, а Пия присматривала за братьями, город охватила паника. Директор Центральной филадельфийской больницы призывал волонтеров сменить медперсонал, падающий с ног от усталости. Врачи и сестры начали умирать — подвое, трое, четверо за день. В похоронных бюро закончился бальзамирующий состав, а последние оставшиеся гробы охраняли полицейские в масках. Могильщики или болели, или заламывали несусветные цены за погребение, а то и отказывались хоронить жертв инфлюэнцы. Директор городской тюрьмы предложил отправить заключенных рыть могилы, но вскоре отозвал свое предложение, поскольку охраны не хватало. Умерли уже тридцать три полицейских. По городу поползло страшное слово «чума».
Впрочем, «Филадельфия инкуайер» презрительно отзывалась о закрытии публичных мест: «Какую цель преследуют власти? Запугать всех до смерти? Чего они хотят достичь, закрывая хорошо проветриваемые церкви и театры и позволяя людям толкаться в трамваях? Как же горожанам предотвратить панику и страх? Жить спокойно и не думать об инфлюэнце. Тревога ни к чему не приведет. Говорите не о болезни, а о приятных вещах».
Заставить близнецов попить искусственную смесь из бутылочки оказалось сложнее, чем предполагала Пия. К концу первого кормления все трое вымотались до предела. Только после полуночи мальчики наконец забылись беспокойным сном на кровати сестры. Пия на цыпочках подошла к двери спальни и заглянула туда, удивленная, что мать не слышала отчаянного рева сыновей. Мутти по-прежнему спала, хрипло дыша. Пия подкралась к кровати и протянула дрожащую руку ко лбу матери. Как только она коснулась холодной и влажной кожи, жар бросился ей в лицо, и невидимый груз упал на грудь. Она отдернула руку, и пугающее ощущение пропало. Глаза Пии наполнились слезами. Нет! Мутти не может заболеть. Просто не может.
Девочка подошла к комоду, тихо открыла нижний ящик и вынула оттуда кофту, которой накрыла плечи и грудь матери, подтянув одеяло повыше. Что еще можно сделать, она не знала.
Терзаясь тошнотворным страхом, Пия вышла из спальни и закрыла дверь. Мысль о том, чтобы покинуть безопасный домашний приют и отправиться среди ночи на улицу в поисках врача, не зная, согласятся ли ей помочь, приводила в ужас. И кто приглядит за малышами, пока ее не будет? Мутти, видимо, всерьез слегла. Олли и Максу лучше держаться подальше.
Парализованная нерешительностью, Пия выключила лампу и легла на край кровати; крошечные братья приютились между нею и стеной. Нужно привести мысли в порядок и набраться храбрости. Через несколько часов встанет солнце, и можно будет попросить соседей присмотреть за близнецами. Мутти всегда говорила, что утро вечера мудренее. Хорошо бы так, потому что сейчас Пия была напугана до смерти. Зная, что не сумеет заснуть, она попыталась продумать последующие действия.
В конце концов она погрузилась в тревожное забытье, а когда исступленные видения рассеялись, в растерянности открыла глаза и попыталась вспомнить, какой сегодня день. Сквозь занавески из мешковины сочился жутковатый тусклый свет. На сером потолке расплылось, точно маленькое желтое озеро, неровное пятно протечки, и Пии на память пришли весенние ручьи в Хейзлтоне возле отвалов угольной крошки. Потом она вспомнила, что школы, церкви и все публичные места закрыты. А мутти, должно быть, заболела инфлюэнцей. Близнецы продолжали мирно спать возле стены. Девочка порывисто села, чуть не свалившись с кровати, поморгала и огляделась, пытаясь сообразить, сколько она проспала, а затем отодвинула занавески.
