Когда она оторвалась от колонки, холодный металлический рычаг защемил кожу. Ругаясь про себя, она тряхнула рукой, чтобы боль поскорее прошла, и поспешила к дому, потянув на себя дверь. К счастью, замок щелкнул, и дверь приоткрылась. Пия осторожно проскользнула внутрь.
Первый этаж был окутан темнотой, дальние углы застилали чернильные тени. Пия подождала, пока глаза привыкнут и, вжав полову в плечи, крадучись двинулась вперед, готовая бежать, если кто-то выйдет из квартиры. Слабый свет привел ее к передней двери дома.
Набравшись храбрости, Пия приоткрыла ее и выглянула на улицу. Проехала бричка, запряженная лошадью, с пожилым возницей на козлах. Повозки мисс О’Мэлли нигде не было видно, и вообще улица была пуста: ни лошадей, ни телег, ни машин, ни пешеходов. Девочка с облегчением выдохнула. Она не ошиблась, это Делейни-стрит.
Она начала выходить из подъезда, но вдруг замерла: на соседней улице по булыжнику застучали копыта. Трудно было сказать, приближалась лошадь или удалялась. Пия закрыла дверь, села в темном вестибюле на корточки и стала прислушиваться, но различала только стук своего сердца и сбивчивое дыхание. Возможно, если приоткрыть дверь, слышно будет лучше. Она встала и взялась за ручку.
Тут позади нее скрипнула другая дверь. Пия обернулась и всмотрелась в темноту. Из квартиры в коридор упал столб тусклого света, и в подъезд вышел мужчина в рваной майке и грязных брюках, бормоча под нос ругательства. Увидев Пию, он, шатаясь, направился к ней и осклабился, обнажив серые неровные зубы.
— Кто здесь? — скрипучим голосом произнес он.
Пия начала было открывать дверь, но передумала: мисс О’Мэлли может быть где-то поблизости. Она попятилась в угол коридора, задев пыльную паутину.
— Ты потерялась? — спросил мужчина.
Пия помотала головой.
— Не бойся, я тебя не обижу. — Он повел рукой в сторону своей двери. — Не хочешь зайти? Я тебя чем-нибудь угощу. Компания мне не помешает.
— Я жду отца, — сказала Пия. — Он сейчас придет.
Мужчина подошел ближе.
— Отца, говоришь?
Девочка кивнула.
— Сдается мне, ты врешь. Почему бы это, как думаешь?
— Не знаю, — ответила Пия, двигаясь к входной двери.
Внезапно мужчина подскочил к ней и схватил за запястье. Повеяло сильным запахом виски и сигарет. Пия почувствовала такую острую боль в грудной клетке, что чуть не сложилась пополам. Что бы ни ожидало этого человека, на инфлюэнцу было не похоже. Пия вырвалась, распахнула входную дверь, окинула взглядом улицу в оба конца и выбежала из дома. Перепорхнув на противоположный тротуар, она оперлась спиной на стену кирпичного здания, пытаясь отдышаться и прислушиваясь. Потом выглянула за угол на Третью улицу. В конце квартала мисс О’Мэлли высунулась из повозки, направленной в противоположную сторону, и разговаривала с человеком на тротуаре. Прохожий помотал головой, мисс О’Мэлли села ровно, и повозка двинулась дальше. Пия бросилась через Третью улицу и не останавливалась, пока не свернула в переулок Шанк. Только там она притормозила.
Над головой у нее сушилось на веревках белье, но не было ни играющих детей, ни матерей с колясками, ни мужчин, покуривающих на крыльце. Пия снова ускорила шаг; сердце готово было разорваться. Она почти пришла. Почти дома. Она представила лицо отца; представила, как держит на руках Олли и Макса. Она улыбалась, но в глазах стояли слезы тоски.
Внезапно у Пии закружилась голова, и она чуть не споткнулась. Стиснув зубы, она поплелась дальше, время от времени останавливаясь, чтобы сделать глубокий вдох. Улица и серое небо качались перед глазами. Может, надо повернуть назад? Сдаться мисс О’Мэлли? Может, она заслужила заточения в приюте? Нет, она должна увидеть последствия своего поступка. Ради памяти Олли и Макса.
Пия добралась до своего дома и подняла глаза, надеясь увидеть кого-нибудь в окне, но там никого не было. Потом она взглянула на окна квартиры Финна. Ее записка так и болталась на пустой бельевой веревке, раскисшая и рваная.
Девочка поднялась по ступеням крыльца, на ватных ногах вошла в темный подъезд и очень медленно поднялась на четвертый этаж. В коридоре стоял запах вареной капусты и жареного лука, давая слабую надежду, что кто-то из соседей выжил. Может быть, они услышали плач близнецов и спасли их? Не исключено, что сестра Карла была права: даже к лучшему, что квартира осталась незапертой.
Пия вошла в знакомый коридор и остановилась перед своей дверью. Она-то думала, что больше никогда ее не увидит. Опасаясь вот-вот потерять сознание, Пия глубоко вдохнула и повернула дверную ручку.
Дверь была заперта.
Этого не может быть.
Если только… если только…
Пия постучала.
— Папа! — крикнула она. — Это я, Пия! Пусти меня!
Изнутри не донеслось ни звука. Не слышно было ни шагов, ни детского плача, ни смеха. С полными слез глазами Пия постучала сильнее и дернула ручку.
— Фатер, пожалуйста, открой! Если ты спишь, то проснись скорее!
Тяжело дыша, она прислонилась к деревянной двери лбом и оперлась руками. Если никто не откроет, то делать нечего: придется взломать. Нельзя больше ждать ни секунды. Пия уже отошла назад, готовясь разбежаться и толкнуть дверь плечом, но тут ручка повернулась. Заскрипели петли, дверь слегка приоткрылась, и в темной щели показалась часть бледной щеки и карий глаз. Ребенок.
— Кто ты? — поразилась Пия. — И что ты делаешь в нашей квартире?
Дверь открылась шире. Темноволосый мальчик с молочно-белыми щеками и невинной улыбкой удивленно моргал большими темными глазами. Ему было около шести лет. Пия даже решила, что постучала в чужую квартиру. Она оглядела коридор и проверила номер на двери. Все правильно: 4В — жилище ее семьи.
— Что ты тут делаешь? — снова спросила она. Мальчик молчал.
Пия протиснулась мимо него в квартиру и остановилась как вкопанная. Темноволосая женщина в желтом платье и выцветшем фартуке с деревянной ложкой в руках удивленно смотрела на нее от угольной печи. Худой мужчина с редкой бороденкой сидел на кровати в майке и кальсонах, босые ноги не доставали до пола. Рядом с ним младенец грыз тряпичную куклу.
Олли!
Пия бросилась к ребенку, но замерла. Малыш был старше близнецов, к тому же это оказалась девочка. Пия лихорадочно осматривала квартиру. Она попала в другой дом или на другой этаж? На окне висело ветхое одеяло, создавая в комнате полумрак. На полу возле стола лежал соломенный матрас, а сам стол находился не у середины стены, как любила мутти, а в углу. Потом она увидела, как свет лампы отражается от материнской синей вазы, стоящей на бабушкиной вышитой скатерти. Значит, она все-таки дома.
Пия покосилась на женщину.
— Кто вы и что здесь делаете? И где мои братья?
Женщина нахмурилась.
— Ki vagy te és mit csinálsz itt?
[16]
