— Я слышала, но вы, видимо, забыли, как надо ко мне обращаться.
— Извините, сестра Эрнестина. Это не Джиджи описалась, сестра Эрнестина.
В глазах монахини заплясала свирепая радость.
— Кто же тогда?
— Я, сестра Эрнестина, — сказала Пия. — Это я.
Монахиня отпустила Джиджи, и та, всхлипывая, кинулась к Пии.
— Тогда приготовьтесь к наказанию, мисс Ланге.
— Но это была… это была моя первая ночь здесь, сестра Эрнестина, — пролепетала Пия. — Я устала, была напугана новой обстановкой и не знала, разрешается ли вставать, чтобы облегчиться. И не понимала, куда идти. Я старалась сдержаться, но…
— Это не оправдание, — возразила монахиня и, потрясая ремнем, жестом велела девочке приблизиться. Остальные воспитанницы застыли в молчании. Несколько малышей заплакали. Пия подошла ближе и, закрыв глаза, собрала волю в кулак. Кожаный ремень свистнул в воздухе, опустился на влажную ночную рубашку, и заднюю часть бедер обожгло болью. Колени подкосились, и она упала на пол. По горячим щекам ручьями полились слезы; кожу на ногах, казалось, жалил целый рой ос. Пия развернулась и протянула вперед руки, чтобы защититься. Монахиня снова занесла над ней ремень.
— Прошу вас, сестра Эрнестина, — умоляла Пия, — простите! Это больше не повторится.
Монахиня нехотя опустила ремень.
— Смотрите у меня, мисс Ланге, — проворчала она. — Я наказала вас за ложь. Джиджи каждую ночь мочится в постель. Теперь скажите: вы усвоили урок?
Пия кивнула, от боли сжав зубы.
— Да, сестра Эрнестина, — удалось произнести ей.
— Отлично, — ответила та и убрала ремень под сутану. — Сейчас вам трудно в это поверить, но позже вы поблагодарите меня за строгость. Чем быстрее вы научитесь на своих ошибках, тем легче вам будет в жизни. — Она огляделась вокруг. — Правда, девочки?
— Да, сестра Эрнестина, — отозвался стройный хор.
Монахиня удовлетворенно кивнула и решительным шагом направилась к двери. Там она оглянулась и приказала:
— За работу!
Некоторые девочки взяли швабры и корзину, а остальные стали с грохотом и скрежетом толкать кровати к середине комнаты, отчего зазвенели оконные стекла. Пия с трудом поднялась на пульсирующие болью ноги и сняла влажную ночную рубашку. Коснувшись нежной кожи на задней стороне бедра, она ожидала почувствовать пальцами кровь, но ее не было. Джиджи со слезами на глазах смотрела на свою спасительницу, отчаянно прижав к груди куклу. Между тем старшие девочки подметали за кроватями и протирали подоконники, другие снимали белье с постелей и клали его в корзину. Дженни стянула мокрую рубашку с Джиджи и бросила ее к простыням, предложив Пии сделать то же самое.
— Как ты? — шепнула она.
Пия молча кивнула и кинула рубашку и сырые простыни в корзину.
— Извини, что тебе пришлось спать там. Сестра Эрнестина злится, когда мы меняемся постелями.
— Ты не виновата, — ответила Пия.
— Она отправит вас с Джиджи в прачечную за свежим бельем, — предупредила Дженни. — Но сначала тебе придется проходить весь день в мокром. — Она слегка улыбнулась Пии и вернулась, чтобы помочь остальным.
Под бдительным взглядом сестры Эрнестины две девочки вынесли плетеную корзину в коридор. Как только кровати расставили по местам, все оделись, и выстроились к завтраку.
Садясь в столовой, Пия поморщилась: боль была почти невыносимой. Она сдвинулась на край табуретки, но это помогло лишь отчасти. Доев холодную комковатую овсянку, девочки встали в ряд вдоль стены. Появились другие монахини, чтобы отвести их на работу — кого в прачечную или швейную мастерскую, кого на кухню, на мытье комнат и коридоров. Пия не знала, что ей выпадет — скрести полы, чистить картошку или мыть посуду, — и не смела спросить об этом сестру Эрнестину.
К ней подошла с фонарем в руке маленькая дородная монахиня с добрым лицом и большим родимым пятном винного цвета на щеке.
— Здравствуй, — сказала она. — Я сестра Агнес. Как ты, наверно, знаешь, здесь, в приюте Святого Викентия, все, кроме самых маленьких, работают. И ты не исключение.
Пия кивнула:
— Да, мадам. Я хотела сказать, сестра Агнес.
— Не волнуйся, дорогая. Мать Джо нашла тебе подходящее место. — Монахиня поманила девочку пальцем. — Иди за мной.
Пия последовала за монахиней по лестнице в коридор, стараясь отвлечься от сосущей боли на бедрах. Сестра Агнес, несмотря на свой неуклюжий вид, двигалась очень проворно, и ее сутана развевалась за спиной, как плащ. Она словно скользила по коридору, оставляя позади ароматный шлейф с запахом лавандового мыла и корицы. Пия хотела подойти к ней поближе, чтобы хоть ненадолго спастись от тяжелого духа беды и нечистот, пропитавшего каждый уголок приюта. Они повернули направо и пошли вверх по широкой лестнице. Особняк представлял собой лабиринт коридоров, комнат и лестниц. Как же отсюда выбраться?
Вскоре они ступили в темный, похожий на туннель коридор, который, видимо, вел из главного здания во флигель. В конце прохода сестра Агнес открыла дверь и пропустила вперед Пию. Девочка перешагнула каменный порог и вошла в помещение, похожее на больничную палату. Здесь ее ждал настоящий кошмар.
В зале с высоким потолком стояли ряды железных детских кроваток, и в каждой находились малыши разного возраста и цвета кожи, кое-где по двое и по трое. Некоторые стояли, схватившись пальчиками за белые перекладины кроваток, и безутешно плакали. Другие лежали на боку или на спине, завернувшись в одеяла, или сидя пили из бутылочек и сосали пальцы.
Пия сразу же стала выискивать взглядом Олли и Макса, отчаянно моргая и проклиная себя за непрошеные слезы, мешающие смотреть. Большинство детей были изможденные и невероятно худые, а кое-кто выглядел откровенно больным. Годовалый ребенок с залысинами на головке стоял на одной ножке, поджав вторую, искалеченную и немощную. Одна девочка была слепая, с белыми мутными глазами, полуприкрытыми веками. Сестра Агнес пошла по центральному проходу, не обращая внимания на маленькие ручки, тянущиеся к ней из-за металлических перекладин. Потом она остановилась и оглянулась на Пию:
— Ты идешь?
Та кивнула и поплелась следом; сердце колотилось в груди, налитые слезами глаза метались между кроватками, оглядывая маленькие личики детей возраста ее братьев. Один ребенок был слишком худеньким, у другого было меньше волос, чем у Олли и Макса. У того ямочки на щеках, этот рыжий. Вон там у мальчика слишком широкий нос, у следующего слишком пухлые щечки. Потом она увидела светловолосого голубоглазого младенца и схватила его на руки. Но сердце у нее упало: это была девочка. Сестра Агнес поспешила к ней, забрала у нее малышку и положила в кроватку.
— Что ты делаешь? — спросила она. — Ты пришла сюда работать, и нужно следовать правилам.
Пия потупилась и пробормотала:
