Сестра Уоллис поджала губы, снова опустила взгляд на ребенка, подняла младенца повыше на согнутой руке и поправила одеяльце.
— Я могу попробовать, — не поднимая глаз, произнесла она. — Из какой они части города?
От Пии не укрылось, как она стиснула челюсти и как запульсировали вены у нее на висках. Что это, раздражение? Спешка? Но девочка не сдавалась:
— Из Пятого квартала. Мы жили в переулке Шанк. Наверно, вы не знаете, где это, потому что…
— Знаю, — перебила сестра Уоллис.
Пия впилась ногтями в ладони, пытаясь сохранять спокойствие. Только бы снова не разозлить эту женщину, ведь кроме нее надеяться больше не на кого.
— Вы бывали там во время эпидемии?
— Нет, — сказала сестра Уоллис. — У меня не было повода заглядывать в тот район.
— Может быть, вы видели светловолосых голубоглазых близнецов в другом месте — в приюте, больнице?
Сестра Уоллис наконец посмотрела на нее и покачала головой.
— Очень жаль, но нет. Мне пора. — Она пошла к выходу, потом остановилась и снова глянула на Пию. — Ты говоришь, они пропали? Что именно случилось?
Пия опустила голову.
— Мы с мамой заболели, и…
— И?.. — Сестра Уоллис не отводила от Пии твердого взгляда, словно старалась прочесть ее мысли.
У Пии перехватило дыхание.
— Я… я не знаю, — пробормотала она. — Потому мне и нужна ваша помощь.
Сестра Уоллис пренебрежительно хмыкнула.
— Ладно, если что-то узнаю, сообщу матери Джо. — Давая понять, что разговор с девочкой закончен, она обратилась к монахине: — Теперь, если не возражаете, сестра, я пойду. Спасибо за содействие. Надеюсь, вас утешит мысль о том, что дитя обрело родителей.
— Нет, это вам спасибо! — горячо воскликнула сестра Агнес. — Побольше бы нашему городу таких добрых людей, как вы.
— Делаю, что в моих силах. — Сестра Уоллис пошла к выходу, но снова повернулась к монахине: — В следующий раз нельзя ли вынести мне нескольких младенцев в другую комнату? У меня сердце разрывается при виде этих несчастных созданий. Ведь я знаю, что не смогу помочь всем.
— О, конечно, — заверила ее сестра Агнес. — Я так вас понимаю.
— Спасибо, очень вам благодарна. — Сестра Уоллис слегка кивнула Эдит и Пии и направилась к двери.
— Подождите, — окликнула ее Пия. — Не могли бы вы спросить других медсестер, с которыми работаете, про моих братьев?
— Попробую, — кивнула та через плечо.
Пия пошла за ней, собираясь подробнее описать братьев, но сестра Агнес остановила ее, взяв за руку. Пия поскорее отдернула ладонь, пока ей не открылось будущее монахини.
— Достаточно, — заявила сестра Агнес. — Ты попросила о помощи, но не нужно надоедать бедной женщине. Она пообещала поискать твоих братьев, и я уверена, что она не обманет. Будет с тебя.
— Их зовут Олли и Макс! — крикнула Пия вслед сестре Уоллис.
Сестра Агнес строго взглянула на нее и с упреком покачала головой, после чего тоже вышла из отделения.
Когда они обе удалились, Пия долго смотрела на закрытую дверь, и безнадежность окутывала ее, словно саван. Девочка подозревала, что сестра Уоллис не станет помогать ей, даже если представится случай. Учитывая произошедшую в день их знакомства сцену, а также занятость сестры, у нее, скорее всего, просто нет ни времени, ни желания стараться ради Пии. И девочка поплелась туда, где Эдит переодевала Аланну в чистую ночную рубашечку.
— По-моему, сестра Уоллис меня недолюбливает, — заметила Пия.
— Ну и что? — возразила Эдит. — Меня она точно не любит.
— Почему ты так думаешь?
— Слышала, как она сказала сестре Агнес, что больше не хочет приходить в отделение? Это точно из-за меня.
— Откуда ты знаешь?
— Ну, во-первых, она даже не взглянула на девочек. А во-вторых, не захотела брать Якова, хотя он у нас самый младший.
Пия нахмурилась.
— Почему? Он чудесный мальчик.
— Потому что он турок. Она сказала, что пара хочет именно белого ребенка.
— Господи! А ты что ответила?
— Спросила, зачем отдавать ребенка расистам.
Пия ахнула и захихикала.
— Молодец, — одобрила она. — Жалко, что я не такая смелая.
И впервые увидела, как Эдит улыбнулась.
Через неделю после визита сестры Уоллис Пия с Эдит спешили на игровой двор. Впервые за много недель вышло солнце, и подругам не терпелось глотнуть перед ужином свежего воздуха. Пия пробежала вслед за Эдит вниз по лестнице, пересекла лужайку в сторону реки, огибая островки тающего снега и проплешины слякоти. Другие дети гуляли по двору, перепрыгивали лужи и носились вдоль забора. Сестра Эрнестина стояла у дверей на страже, готовая отчитать любого, кто испачкается или промочит ноги.
Пия и Эдит направились прямо к дальнему углу двора, в негласном стремлении отойти подальше от приюта и бдительных глаз сестры Эрнестины. Когда они добежали до забора, Пия схватилась за прутья и устремила взгляд на реку, мечтая выбраться на скалистый берег и дойти по нему до города. Река казалась глубокой и холодной, и в воздухе висел запах грязной коричневой воды, железа и мокрого камня. Пия глубоко вдохнула, закрыла глаза и подставила лицо солнцу. С самого Дня благодарения стояла ужасная погода с ежедневным снегом или ледяным дождем. Порой казалось, что солнце больше никогда не выглянет. И вдруг этим утром оно прорвалось сквозь тучи. Девочки целый день ждали возможности выйти на улицу, и Пия собиралась нежиться в лучах солнца как можно дольше. В ветвях обрамляющих двор сосен верещали голубые сойки, вдалеке свистел паровоз. Если забыть о прохладном ветре, по-настоящему пахло весной.
Пия повернулась к Эдит.
— Если я еще… — начала она, но осеклась. Она хотела сказать: «Если я еще буду здесь через месяц», но вспомнила, что не говорила Эдит о своем намерении уйти.
Пия без конца спрашивала сестру Агнес, не приняла ли наконец мать Джо решение отпустить ее, но больше никому не говорила о своих надеждах, опасаясь спугнуть удачу. Кроме того, у них с напарницей только-только наладились дружеские отношения, и девочка не хотела их портить. Узнай Эдит, что Пия рассчитывает покинуть приют, она снова отдалилась бы от нее. Да и вообще, какой смысл заводить этот разговор, если ответ сестры Агнес всегда был один и тот же: «Когда мать Джо решит тебя отпустить, ты узнаешь об этом первой».
Пия прочистила горло и снова начала:
— Когда потеплеет, можно выносить детей на воздух. Всё лучше, чем в душном помещении.
— Их разрешается выносить на улицу только в самые знойные дни, — возразила Эдит. — Потому что тогда в отделении жарко как в бане, а окна открывать нельзя.
