— Конечно, — не моргнув глазом, соврала Бернис. — Это двоюродная бабушка, и она ждет не дождется, когда увидит внука.
— Почему же тогда она не пришла с вами?
Бернис вспыхнула. Она не ожидала увидеть здесь мальчика, но не хотела упускать возможность избавить американскую семью от чужака. Зачем эта женщина задает столько вопросов? Какое ей дело до того, что случится с еврейским отпрыском?
— Потому что она живет в Нью-Джерси, — ответила она. — И я посажу его на поезд.
— Когда? — спросила миссис Грэм.
— Прямо сейчас, — сказала Бернис.
В глазах миссис Грэм закипели слезы, отражая свет полуденного солнца.
— Но он не готов, — возразила она. — Мне нужно упаковать его вещи и…
— Ничего, — сказала Бернис, — я подожду.
Миссис Грэм закусила губу и снова посмотрела на мальчика, моргая сквозь слезы. Он тоже с беспокойством глядел на нее. Миссис Грэм присела возле него и поправила ему воротник.
— Не волнуйся, — ласково попросила она. — Помнишь, мы говорили, что однажды ты поедешь домой? Что ты будешь очень смелым, помнишь?
Мальчик кивнул, но губы у него задрожали.
Миссис Грэм крепко обняла его, потом встала и обратилась к Бернис:
— Я старалась подготовить его к этому. Но, к сожалению, не приготовилась сама.
— Понимаю, — произнесла Бернис. — Это всегда нелегко. Но попытайтесь утешиться тем, что ребенку будет лучше с его… семьей.
Кивая, миссис Грэм вынула из рукава платок и вытерла нос.
— Да, конечно. Вы правы. — Она глянула через плечо, словно не зная, что делать дальше. — У него ничего не было, когда он пришел, так что я купила ему новую одежду, несколько книг и игрушек. Сейчас я их соберу. — Она повернулась к Тобиа: — Надень, пожалуйста, ботинки.
Тот кивнул, отдал миссис Грэм юлу и стал одеваться.
Потом миссис Грэм взяла его за руку.
— Я только отведу его попрощаться со всеми, — сказала она Бернис, — и мы вернемся с его вещами. — Она шмыгнула носом и вместе с Тобиа вышла из прихожей.
— Хорошо, — согласилась Бернис. — Я подожду.
Она посмотрела на часы. Если миссис Грэм не задержится, Бернис успеет отвезти мальчишку на станцию к отходу поезда в Виргинию.
Глава восемнадцатая
Январь
Дни после прибытия Финна в приют Святого Викентия выдались холодными и сумрачными, с нескончаемым мокрым снегом. Монахини говорили, что такой долгой непогоды давно уже не было. Во двор никого не выпускали, окна покрывала изморозь, и сироты еще больше мерзли в своих убогих постелях. Пия виделась с Финном только в свободное от работы время, когда сидела по-турецки на дощатом полу в углу рекреации, притворяясь, будто читает или вышивает крестиком, а он, расположившись неподалеку, рисовал или играл стеклянными шариками. Они постоянно шептались, обсуждая планы побега. Порой Эдит с непроницаемым лицом поглядывала на них с другой стороны рекреации. После появления Финна она снова отдалилась от напарницы, и та ее не винила — ведь раньше в перерывах Пия с Эдит играли в карты или вместе читали книгу, пока другие девочки шептались и хихикали у них за спиной. Теперь же Пия проводила все нерабочее время с Финном. Она пыталась убедить напарницу в своих дружеских чувствах, но не могла рассказать ей о замыслах побега. Это было слишком рискованно. Вряд ли Эдит донесла бы на них, но она могла напроситься в компанию, что очень усложнило бы план. А Пия не просто хотела обрести свободу, она просто обязана была вырваться отсюда ради поиска братьев. Секрет стоил Пии дружбы с Эдит и затруднял их совместную работу, но другого выхода девочка не видела. Оставалось только надеяться, что перед побегом у нее будет возможность объясниться с напарницей.
Финна распределили на работу кочегаром в котельную, и он искал лазейку для побега в лабиринте подвалов под зданием приюта, но пока безрезультатно. А когда дворник, несколько раз наткнувшись на него, стал слишком внимательно присматриваться к парню, исследования Финна и вовсе осложнились. Когда он не бросал уголь в топку, то мыл пол или посуду на кухне, и в суматохе ему трудно было запомнить режим монахинь или разыскивать тайный ход из приюта.
Распорядок дня Пии, наоборот, никогда не менялся. Под пристальным наблюдением сестры Агнес у нее не было возможности расхаживать по зданию и искать незапертые двери. И все же она пыталась оценить расстояние от окон до земли и вероятность побега таким способом. Финн предполагал, что можно перелезть через ограду игрового двора и спуститься по скалистому обрыву к реке, если только погода переменится к лучшему и воспитанников отпустят на прогулку. Пия напомнила ему, что ограда высокая, а прутья заканчиваются острыми пиками, но Финн считал, что дело поправимо, если найти подставку или попросить помощи у других сирот. Пия могла бы встать ему на плечи и перебраться, но сам он в одиночку перелезть не сумеет.
Они думали о том, чтобы подтащить к забору горку или карусель, но основание горки было прочно вделано в землю, а карусель наверняка слишком тяжелая. Если же попросить подмоги у кого-нибудь из мальчиков, те могут выдать их планы или захотят бежать вместе с ними.
Однажды унылым пасмурным днем, когда Финн рассказывал Пии о задней двери кухни, ведущей в огород, в рекреацию решительно вошла сестра Эрнестина и велела мальчикам выстроиться вдоль стены. Уверенная, что кто-то их подслушал, Пия опустила глаза и сосредоточилась на вышивке, хотя сердце у нее выпрыгивало из груди. Заскрипели стулья, раздались торопливые шаги, мальчики отложили игрушки и книги и направились к стене. Пия встала и подошла поближе, усевшись позади стайки девочек, чтобы слышать все разговоры.
— Встаньте ровно и поправьте воротники, — велела сестра Эрнестина мальчикам и указала на ноги одного из них: — И завяжите шнурки!
Мальчик присел на колено и выполнил приказание.
В комнату вошла мать Джо, а через минуту появилась медсестра Уоллис. Лицо у нее осунулось, острый подбородок был надменно задран.
— Вот, сестра Уоллис, — сказала настоятельница, сунув кисти рук в рукава сутаны. — Если бы я знала о вашем визите, то заставила бы их как следует привести себя в порядок.
— Ничего страшного, мать Джо, проговорила сестра Уоллис. — Спасибо. — Она пошла вдоль рада воспитанников, оглядывая их с ног до головы. Одни ей улыбались, другие смотрели испуганно. Она остановилась в середине ряда около долговязого мальчика с темными волосами и зелеными глазами.
— Как тебя зовут? — спросила медсестра.
— Кафка, — ответил парень.
— Мы зовем его Томасом, — встряла мать Джо.
Сестра Уоллис кивком поблагодарила монахиню и снова обратилась к юноше:
— А фамилия?
Паренек нахмурился и глянул на стоявшего рядом юношу постарше.
— Семейное имя, — подсказал тот.
