— И на завтрак он не пришел.
Сердце Пии ухнуло вниз. Финн сбежал. Бросил ее. Девочка вспомнила его рассуждения, что легче удрать одному, а потом вернуться за ней, но тогда она не приняла слова друга всерьез. В груди разрасталась тупая ноющая боль, Пия почувствовала головокружение.
— А как вы думаете, куда он делся? — спросила она у мальчишек.
— Нам почем знать? — удивился длинный.
— Он говорил что-нибудь накануне? — не сдавалась Пия. — Может, оставил записку или просил передать что-нибудь на словах?
Мальчики помотали головами.
— По-вашему, он ушел сам? — спросила она.
— В смысле, сбежал? — уточнил долговязый.
— Не-а, — протянул коренастый. — Иначе нас заперли бы на отделении, а монахини носились бы вокруг, как курицы с отрубленными головами.
— Скорее его забрали в приемную семью, — предположил высокий, — или отправили в работный дом. С парнями его возраста так часто поступают.
— А где это? — поинтересовалась Пия.
— Почем нам знать? — безразлично повторил высокий. — Мы там не бывали.
Пия почувствовала, что сейчас упадет, и вслепую потянулась к краю горки, но руки ухватились за пустоту, ноги подкосились, и она бухнулась на лед. Боль прострелила локоть и всю руку, и в голове эхом отозвался хруст ломающихся костей.
Мускулистый мальчишка склонился над ней.
— Ничего себе! — удивленно воскликнул он. — Тебе плохо?
Пия закрыла глаза, еле дыша и бережно прижимая к себе травмированную руку. Да, ей плохо. И вряд ли когда-нибудь будет хорошо.
Глава девятнадцатая
Сидя за обшарпанным столом на кухне Паттерсонов, Бернис неспешно прихлебывала кофе, развернув перед собой газету. За окном ветер взметал снежинки в белое фланелевое небо и с легким звоном бился в оконное стекло. Было воскресенье, близнецы спали, Паттерсоны ушли играть с друзьями в бридж, и Бернис наслаждалась тишиной и покоем. Последние два месяца ее измотали — сбор пожертвований, поиск иммигрантских детей, не говоря уже о том, что приходилось каждый день тащиться по морозу все дальше и дальше, чтобы случайно не зайти в те же самые дома. Она, как всегда, просматривала раздел некрологов, чтобы узнать, сколько людей стали жертвами испанки. Каждый день количество смертей уменьшалось, но ужасный недуг пока не сдавался. Каждый раз, увидев некролог ребенка, Бернис вспоминала день, когда принесла маленького Джозефа мистеру и миссис Уинстон. Несомненно, тот миг, когда супруги открыли дверь и на лицах у них вспыхнуло изумление, стал для нее самым счастливым за весь месяц.
— Кто это? — пролепетала миссис Уинстон, хлопая распухшими от слез глазами.
Мистер Уинстон сердито покосился на Бернис: о чем она только думала, принеся младенца в их дом?
— Это Джозеф, — объяснила Бернис. — Его бросили на железнодорожной станции, совершенно голенького, не считая подгузника, и… — Она не успела закончить: миссис Уинстон шагнула к ней и протянула к ребенку руки.
— Можно? — спросила она.
— Конечно, — улыбнулась Бернис.
— Лучше не надо, дорогая, — предупредил жену мистер Уинстон.
Но супруга не обратила на него внимания и взяла запеленутого малыша на руки.
— О господи, — выдохнула она. — Только посмотрите на это совершенное создание. — Она осторожно отодвинула край одеяльца, чтобы получше рассмотреть мальчика. Он заморгал, разглядывая ее любопытными голубыми глазками и округлив розовый ротик. — Кто мог бросить невинное дитя?
— К сожалению, в таком большом городе детей оставляют довольно часто, — констатировала Бернис.
Миссис Уинстон ужаснулась:
— Немыслимо! И что с ними будет потом?
— Обычно их отправляют в приюты или богадельни, — объяснила Бернис, — но из-за эпидемии приюты чудовищно переполнены, поэтому в дополнение организованы дома временного содержания. Однако меня все равно часто спрашивают, не знаю ли я семьи, согласные взять на воспитание сироту или подкидыша. И как только я увидела маленького Джозефа, то сразу подумала о вас.
Мистер Уинстон раскрыл было рот, но Бернис не позволила ему ничего сказать.
— Я знаю, вы совсем недавно понесли ужасную потерю, но сразу видно: вы хорошие, честные люди и всем сердцем любили сына. Вы прекрасные родители. А таким крошкам, как Джозеф, гораздо лучше в любящей семье, чем в благотворительных учреждениях. Ему всего три месяца от роду, и в приюте он вряд ли протянет даже до годика.
Миссис Уинстон с полными слез глазами обернулась к мужу.
— Мы не можем отказаться от этого малыша, — заявила она. — Иначе я никогда себе не прошу.
На лице мистера Уинстона боролись эмоции — боль, растерянность, страх.
— Не знаю, дорогая, — пробормотал он. — Нам ничего о нем не известно. Вдруг у ребенка наследственные заболевания или он психически неполноценный? Я не хочу, чтобы ты снова страдала.
— Я всегда буду страдать, — возразила миссис Уинстон. — Ничто и никогда не залечит мое сердце. Но этому мальчику разбила сердце собственная мать.
— Клянусь могилой своего брата, у вас нет причин волноваться по поводу здоровья Джозефа, — заверила Бернис. — Его осмотрел доктор, и ребенок на удивление крепенький, учитывая невзгоды, выпавшие на его долю. — Она вынула из кармана сложенный листок бумаги и протянула мистеру Уинстону. — Вот это было приколото к одеялу.
В записке говорилось: «Пожалуста найдите моему Джозефу хороший дом. У меня ничего нет и я больше не могу его кормить. Он ни копризный и с хорошим опититом. Скажите ему што я его люблю и молюсь за него». Текст Бернис написала сама — левой рукой, чтобы почерк напоминал каракули слабоумной.
Мистер Уинстон взял записку и прочел ее вслух.
— Боже правый, — дрожащим голосом произнесла миссис Уинстон. — Бедняжка мать. — Она взглянула на Джозефа, которого уже тихонько покачивала на руках, словно родного сына. — И ты тоже бедняжка. Наверно, испугался. — Слеза с ее щеки упала прямо ему на личико, и женщина смахнула ее, печально улыбнувшись мужу: — Вот видишь? Мы нужны ему. А он нужен нам.
Мистер Уинстон протяжно вдохнул и ссутулился.
— Ты уверена, дорогая?
Она кивнула:
— Совершенно уверена. Ребенку нужна забота, а хлопоты отвлекут меня от нашей беды. Ведь если бы с нами что-то случилось, ты бы хотел, чтобы наш сын жил в любящей семье, а не в приюте, правда? Кроме того, ты только посмотри на него. — Она нежно погладила щечку малыша. — Он уже привык ко мне.
Мистер Уинстон наклонился ближе и с тревогой вгляделся в личико младенца.
— Есть только одно условие, — добавила Бернис.
— Какое? — насторожился мистер Уинстон.
— В обмен на ребенка приют просит внести пожертвования, покрывающие расходы на него до сегодняшнего дня. Эта сумма пойдет на содержание других подкидышей и сирот.
