* * *
Сидя по-турецки на занозистом сиденье в повозке мисс О’Мэлли и цепляясь за деревянные борта, когда развалюха скакала по булыжнику, Пия дрожала то ли от неизвестности, то ли от холода, хотя на нее накинули обветшавшее одеяло. Теперь отцу будет непросто ее найти, к тому же она не знала, что за люди доктор и миссис Хадсон и как они станут с ней обращаться. Трудно поверить, что супружеская пара, взявшая сироту в услужение, отличается добротой и отзывчивостью. Иначе говоря, мать Джо послала ее из огня да в полымя.
Кроме страха Пию мучила тоска из-за того, что она никогда больше не увидит младенцев приюта Святого Викентия. Эдит предупреждала ее, что нельзя привязываться к малышам, но при мысли об Аланне, цеплявшейся за нее, словно за родную мать, или о маленьком Якове, который никогда не плакал, даже если лежал в мокрых пеленках или хотел есть, глаза у Пии подернулись слезами. По другим детям, младенцам с худенькими грустными лицами, она тоже будет скучать, но связь с Аланной и Яковом была прочнее всего. Ей дали всего минуту, чтобы попрощаться с подопечными и с Эдит, которая только и сказала: «Видишь, и бежать не пришлось. Удачи», но Пия почувствовала себе так, словно бросает их. Как будто она снова оставила Олли и Макса. Может, она и впрямь заслуживает новых мучений, которые, несомненно, ждут ее впереди.
Несмотря на страх и печаль, Пия была рада оказаться за пределами приюта и с облегчением заметила, что город возвращается к нормальной жизни. По улицам разъезжали автомобили, конные повозки и трамваи, спешили пешеходы. Повсюду раздавались гудки, конское ржание, крики и полицейские свистки. Многие, в основном женщины и дети, все еще носили марлевые повязки, но в остальном ничто не напоминало об эпидемии. Вдыхая свежий воздух, вытесняющий запахи приюта Святого Викентия — мочи, хлорки, несчастья и страха, — девочка поневоле завидовала тем, кто вернулся к прежней жизни. Эпидемия так или иначе затронула почти всех, но для многих горожан кошмар закончился. Даже если болезнь унесла их родственников, по крайней мере они точно знали судьбу близких. Они могут начать новую жизнь. Пия же чувствовала себя так, словно застряла в чистилище.
Предстоящая забота о детях Хадсонов тоже омрачала ее мысли: способность при касании предсказывать болезни или смерть тяготила девочку. В приюте она скрепя сердце признала, что сиротам не оказывают нужную медицинскую помощь, и пыталась не обращать внимания на боль и страдания. Даже к тяжело больным монахиням не звали врача. Совсем ослабевших от недуга младенцев отправляли в лазарет, и оттуда никто не возвращался. Для остальных они с Эдит делали то немногое, что было в их силах: давали луковый сироп, поили настоем котовника и ставили припарки из керосина или хлеба с молоком. Иногда кто-нибудь жертвовал приюту бутылочки аптечной микстуры, но такое случалось редко.
Ей никогда не забыть, как восьмимесячный Эллис заболел крупом (по предположению сестры Агнес). Пия протирала маленькое тельце тряпицей, смоченной в прохладной воде, и часами держала мальчика на руках, пока он кашлял, а наутро оказалось, что ночью ребенок скончался. Пия словно опять потеряла братьев и весь день проплакала.
Кроме того, девочку беспокоило, что отец семейства Хадсон работает врачом, а значит, они с женой никогда не поверят Пии, если она заикнется, что кто-то из детей болен. Они даже могут сослать ее в сумасшедший дом, как предупреждала мать Джо. От одной только мысли об этом Пию начинало мутить. И конечно, нельзя рассказывать Хадсонам, как она поступила с собственными братьями.
Повозка долго катилась по мостовым, огибая автомобили и трамваи, и Пия вглядывалась в лица прохожих, отчаянно пытаясь различить в толпе отца, Финна или Олли с Максом. Когда она видела женщину с ребенком на руках или в коляске, то вставала на колени, чтобы получше рассмотреть малыша. Пусть мать Джо строго наказала ей вести себя хорошо, если бы Пия разглядела на улице братьев, то немедленно выскочила бы из повозки. Даже риск оказаться в психушке ей не помешал бы.
Один раз ей почудилось, что отца видит отца: он шел вдоль бордюра в конце Гулвелл-стрит, сунув руки в карманы и опустив взгляд. У мужчины тоже были темные волосы, широкие плечи и аккуратная бородка, и даже походка напоминала отцовскую: размашистая, с большими шагами, отчего ноги казались невероятно длинными. Пия уже хотела окликнуть его, но тут человек остановился и поднял голову, чтобы посмотреть на часы на столбе, и девочка разглядела его лицо. Это не отец. Она снова плюхнулась на сиденье, утирая набежавшие слезы. Как найти в многотысячном городе четырех близких ей людей?
Наконец повозка свернула на жилую улицу с ухоженными лужайками и огромными домами, один другого лучше — с угловыми башенками, островерхими шпицами и портиками, украшенными вычурными колоннами и резными перилами. В каждом таком особняке могли поселиться четыре или пять семей, и еще осталось бы место. Кое-где на дверных ручках висели потрепанные полоски крепа, но далеко не так много, как Пия видела в многоквартирных домах бедных южных районов Филадельфии.
Возница остановил перед трехэтажным кирпичным зданием с высокими окнами, узорчатыми декоративными фризами и белыми ставнями. Перед домом раскинулся сад с увядшими за зиму стеблями растений, устланный потемневшей листвой; к крыльцу вела каменная дорожка. Пия задрожала еще сильнее. Дом вроде бы приветливый и гостеприимный, но кто знает, что ждет ее внутри? Вдруг ее будут колотить за малейшую оплошность? Или без колебаний прогонят, если она не оправдает ожиданий? А может, даже запрут в холодном подвале?
Мисс О’Мэлли слезла с повозки и жестом велела Пии тоже спуститься. Девочка схватила одеяло и перебралась через борт, стараясь не упасть.
— Я быстро, — сказала мисс О’Мэлли вознице. — За мной, мисс Ланге. — Она быстро прошла по дорожке, поднялась по крашеным ступеням и подошла к двери.
Пия закуталась в одеяло, стянув углы под подбородком. Живот крутило от страха. Мисс О’Мэлли оглянулась, проверяя, идет ли за ней девочка, потом снова спустилась по лестнице и сдернула одеяло с ее плеч.
— Это не твое, — рявкнула она. — Оно принадлежит приюту. — И снова бросила Пии одеяло: — Отнеси его назад.
Пия вернула одеяло в повозку и, обхватив себя руками и стуча зубами, подошла к дожидающейся ее мисс О’Мэлли. Девочка подумывала о побеге, но мисс О’Мэлли с возницей наверняка снова поймают ее и теперь уже отправят прямиком в сумасшедший дом. Лучше пока попытать счастья в доме врача. Может, ей достанутся теплая постель и вдоволь еды. Ведь вполне вероятно, что Хадсоны окажутся добрыми, понимающими людьми и однажды она даже расскажет им про Олли и Макса, и они помогут найти братьев или хотя бы позволят ей самой поискать их.
— Если вздумаешь и тут хватать чужие вещи, — процедила мисс О’Мэлли, — или опять попытаешься смыться, тебя быстро законопатят куда надо, даже охнуть не успеешь. И там тебе небо с овчинку покажется. Ясно?
Пия хотела сказать, что не собиралась воровать одеяло, но смысла оправдываться не было. Она только кивнула и произнесла:
— Да, мэм.
Мисс О’Мэлли снова поднялась по ступеням, подождала Пию и оглядела ее с ног до головы.
