— Извините, но лимоны у нас закончились, — сказала миссис Хадсон.
— Ничего страшного, спасибо, — ответила сестра Уоллис.
Пия склонилась над саквояжем и медленно вытащила блокнот из кармана саквояжа. Журнал тоже был обтянут черной кожей, но не очень потертой; бумажный блок плотно перехватывала широкая резинка. Когда Пия полностью вытащила книжку, вместе с ней из саквояжа выпали три десятидолларовые купюры, и высунулись уголки других банкнот. Пия тихо выругалась, сунула журнал под мышку, присела и дрожащими руками стала быстро собирать деньги и запихивать их обратно в карман. Когда она поднималась, блокнот выпал у нее из рук и с громким стуком шлепнулся на пол.
— Что это? — спросила сестра Уоллис.
— Понятия не имею, — ответила миссис Хадсон.
Скрипнул стул, и раздалось цоканье каблуков.
Пия схватила блокнот, сунула обратно в карман саквояжа и на цыпочках помчалась по коридору. Добежав до кухни, где ее не могли видеть от гостиной, она, тяжело дыша, остановилась.
— Пия! — позвала ее миссис Хадсон.
Девочка закусила губу, не зная, как поступить. Если не ответить, хозяйка может прийти на кухню и поинтересоваться, почему няня прячется. Она осторожно пошла к кладовке, потом вернулась к двери и выглянула, подняв брови.
— Да, мэм? — как можно беззаботнее произнесла она. Сестра Уоллис, уперев руки в бока, стояла в коридоре рядом с миссис Хадсон.
— А, это ты, — сказала хозяйка. — Мы услышали шум и насторожились.
— Извините, — ответила Пия. — Я готовила девочками полдник и уронила кое-что. — Только бы миссис Хадсон не спросила, что именно.
— Все в порядке? — поинтересовалась хозяйка.
— Да, мэм, конечно.
Миссис Хадсон обернулась к сестре Уоллис:
— Все в порядке. Давайте вернемся к нашему чаю.
Прежде чем последовать за миссис Хадсон в гостиную, сестра Уоллис бросила взгляд на свой саквояж и нахмурилась. Только тогда Пия заметила, что блокнот чуть ли не выпадает из кармана, а на полу валяется десятидолларовая купюра. Сестра Уоллис подняла деньги, сунула журнал поглубже в карман и подняла саквояж, все это время не отрывая от Пии подозрительного взгляда.
Девочка выдавила улыбку и пошла назад в кладовку; спина у нее взмокла от страха. Если сестра Уоллис догадается, что Пия копалась в ее сумке, последствия страшно представить. Реши Уоллис заявить о пропаже денег, кому поверят — ей или Пии? Однако все-таки любопытно: для чего сестре столько денег?
На следующий день, спускаясь в кухню за едой для девочек, Пия услышала неожиданный звук и остановилась.
Плакал младенец.
Юная нянька прокралась по коридору к гостиной и прислушалась у двери. Плакал совсем маленький ребенок, возможно даже новорожденный. Зачем сестра Уоллис принесла его в дом? Это ведь такая мука для бедной миссис Хадсон!
— Нет, — дрожащим голосом говорила хозяйка, — я не могу.
— Можете, — возражала сестра Уоллис. — Это лучшее лечение для вас обоих, и это поможет вам забыть Лео.
— Я не хочу забывать Лео, — заплакала миссис Хадсон.
Пия сжала зубы, борясь с желанием ворваться в гостиную и встать на защиту хозяйки. Конечно же, та не хочет забывать своего сына, как и Пия не хочет забывать мать, отца и братьев. Не говоря уже о том, что это попросту невозможно. Как можно говорить такое?
— О нет, — произнесла сестра Уоллис. — Простите меня, пожалуйста, я не это имела в виду. Конечно же, вы никогда не забудете своего Лео. Просто вы и этот ребенок нужны друг другу. Можно ли придумать лучший способ почтить память сына, чем облагодетельствовать несчастное дитя? Подумайте, и вы сами увидите, что я предлагаю разумный выход. Пути Господни неисповедимы, миссис Хадсон.
Пия в ужасе прижала ладонь ко рту. Не верилось, что сестра Уоллис заставляет миссис Хадсон взять на воспитание ребенка, когда Лео только-только скончался.
— Прошу вас, — взмолилась миссис Хадсон, — забирайте мальчика и уходите.
— Ладно, — согласилась сестра Уоллис. — Но если вы его отвергнете, не знаю, какова будет его судьба. Я поищу для него место в приютах, но там слишком грязно, а к детям относятся пренебрежительно. Никакому ребенку не пожелаешь оказаться в таких местах. Я видела их своими глазами. Это невообразимо. А младенчик такой маленький, и я не знаю, хорошо ли его кормили…
— Но ведь у него есть мать, — пыталась отбиваться миссис Хадсон. — Если она поправится, то…
— Будь такое возможно, я бы не принесла его сюда, — возразила сестра Уоллис. — Вчера ночью его мать отправили в сумасшедший дом. Врач сказал, что она, вполне вероятно, останется там до конца жизни.
— А другие члены семьи? — спросила миссис Хадсон. — Тетя или бабушка?
— Если они и есть, я не знаю, как их найти. Его мать совершенно невменяема и по-английски не говорит.
Плач ребенка чуть поутих, словно младенец устал.
— О боже, — произнесла миссис Хадсон. — Я не вынесу этого. Бедное дитя. — Диван заскрипел, и каблучки туфель зацокали по гостиной туда-сюда, туда-сюда. — Наверняка можно что-нибудь сделать, кроме… кроме…
Пия в отчаянии слушала плач ребенка. Она с трудом сдерживалась, чтобы не войти и не взять малыша на руки, утешить его.
— Если бы что-то можно было сделать, я бы не стала ждать, — заявила сестра Уоллис. — Я понимаю, как это трудно для вас, миссис Хадсон, хорошо понимаю.
— Я в этом не уверена. Иначе вы бы не принесли сюда мальчика. Даже если бы я захотела оставить его, доктор Хадсон никогда не согласится.
— Вы удивитесь, на что способны мужчины ради благополучия жен.
Миссис Хадсон перестала метаться по комнате.
— Нет, я не могу, — решительно сказала она. — Это неправильно. Лео умер чуть больше недели назад. Мои руки все еще жаждут прикоснуться к нему, а сердце разрывается от горя. Слишком… скоро.
— Ладно, а осталось у вас детское питание? — спросила сестра Уоллис.
— Нет, я кормила сына грудью. Мы с мужем сторонники естественного вскармливания. Знаю, что многие считают это старомодным, но…
— Возьмите его на руки, — предложила сестра Уоллис. — Всего на несколько минут.
— Нет. Я не могу. Не могу. — Цоканье каблуков возобновилось, потом замерло. — Разве вы не можете найти ему кормилицу?
— Могу, но они все иммигрантки или цветные. К тому же кормилица стоит денег. Кто станет за нее платить? А мальчик голоден уже сейчас.
Миссис Хадсон хотела еще что-то сказать, но ребенок снова зашелся душераздирающим ревом.
— Прошу вас, миссис Хадсон, — продолжала уговаривать сестра Уоллис. — Не знаю, когда он ел последний раз.
Пия не могла больше выносить плач ребенка, с каждой секундой все более громкий и отчаянный, и боялась сама закричать, если женщины не сделают что-нибудь. Может, налить воды в бутылочку и напоить бедного младенца, чтобы хоть как-то унять голод? Неужели они так и будут слушать его надрывные вопли? Если сестра Уоллис действительно неравнодушна к судьбе мальчика, то какое ей дело до происхождения кормилицы? Раз мать малыша не говорит по-английски, значит, он и сам из семьи иммигрантов. В чем тогда разница? Ребенок кричал, казалось, целую вечность и наконец стал потихоньку затихать. Он еще несколько раз всхлипнул и умолк.
