– Благородная миссия! Эх, сбросить бы мне пару десятков лет, непременно бы отправился вместе с вами!
«Если сбросить ему двадцать лет, вряд ли бы мы его с собой взяли, – глядя на Косматого, думал я. – Ему сейчас не больше тридцати, а сколько бы тогда осталось и чем бы он смог нам помочь?» Вслух конечно же произнес другое:
– Все мы рабы обстоятельств. Но спасибо за моральную поддержку, ведь она нам так необходима!
Пир действительно задался. Спину грел камин, неподалеку от которого мы сидели, стол радовал разнообразием блюд. Пить меня никто не заставлял, и потому мне только и оставалось, что возносить кубок после очередного тоста и, смочив губы, ставить его обратно на стол. Затем мы с Косматым уединились в оружейной, чтобы поговорить о серьезных делах.
– Да, – сказал он, – нелегко вам придется в Гарданике!
В ответ я тактично спросил:
– Ну и с какого бы хрена?!
Нет, себе я не противоречу. В этих суровых краях то, что сказал, и было самой тактичностью. Иначе мой вопрос прозвучал бы так:
– Слышь, Ульфрам Косматый, волос на голове которого не больше, чем мозгов внутри нее, ты позволил себе засомневаться в моей храбрости? Или в том, что мои руки разожмутся от тяжести меча?
Меча у меня не было, а с недавних пор и сабли. Но ведь о нем же всегда идет речь, когда нужно выразиться метафорически? Ему в лысую голову не пришло бы обидеться, поскольку именно так в Айсейнте между собой и разговаривают все, везде и всегда.
– С такого, Леннарт, что в Гарданике властвует Анандр Угольная Нога. Дружина у него огромная, а сам он хитер и коварен.
– Спасибо, Ульфрам, за ценные сведения, учту.
– Кстати, Леннарт, тробора не продашь?
Наверняка тробор и стал причиной того, что Ульфрам предложил разговор наедине.
– Извини, не смогу. Он мне больше чем друг.
– Разве ходящие железяки могут быть друзьями?
– Еще как могут!
Он даже лучше, чем друг. Разговорами не докучает, кормить его нужды нет, к тому же отдых не требуется. Да и где найти такого друга, который в одиночку способен спасти от разъяренной команды «Улыбки покойника»? И еще у меня была надежда на то, что, если мы попадем в безвыходную ситуацию, когда смерть будет неминуема, он поможет всем нам.
– Нет, никак не смогу! – И в моем голосе было столько твердости, что Ульфрам даже настаивать не стал.
– Нет, какой же все-таки был замечательный пир! – не уставала восторгаться Рейчел. Согласен, ведь благодаря ему она сумела запастись комплиментами на несколько лет вперед. – Леннарт, мы обязательно должны что-нибудь подарить Ульфраму в знак благодарности!
Я поморщился – и Рейчел туда же: меня зовут Счастливчик Леонард! Она истолковала мою мимику неправильно.
– Не будь таким скупердяем, иначе что о нас подумают люди?
– Да что угодно пусть думают! И вообще, что мы можем ему подарить, когда у нас самих мало что есть?
– Ну не знаю. Но обязательно что-нибудь значимое. Ты у меня умный, непременно что-нибудь придумаешь.
Значимого у меня немного. Сама Рейчел, тробор, пес Барри и еще арбалет. Жену конечно же дарить не стану, но и тробора с арбалетом и псом безумно жаль.
– Рейчел, как ты думаешь, парику Ульфрам обрадуется?
Если разобраться, вещь с историей – в нем виконт Антуан степень магистра алхимии получил, а их абы кому не дают! К тому же будет лысину чем прикрыть – все-таки он Косматый. И в том, что парик белый, плохого ничего нет: вполне сойдет за седину. В возрасте Ульфрама седина всегда вызывает уважение. Если парик хорошенько почистить и завить букли, то будет как новенький.
– Парику? Не уверена. Да и потом накладные волосы – не слишком-то весомый подарок.
– Весомый нужен, говоришь? Тогда и думать нечего – пусть у Олафа Твердобородого заберет мою наковальню. И весомая, и блестит как зеркало. Только пускай он сам сюда ее упрет.
– Лео! – расцеловала меня Рейчел. – Никогда не сомневалась в твоем уме! Только нужно на ней дарственную надпись выгравировать. Значит, так, – продолжила рассуждать она. – Необходимо тех двоих проводников, которых нам дал Олаф, назад с письмом отправить. Чтобы Твердобородый подготовил наковальню к переезду. А заодно и надпись выгравировал. Только ее придумать еще нужно. Поможешь?
– Рейчел! – взмолился я. – Мне спать очень хочется!
– Ладно, спи, мой самый умный мужчина в мире! Сама справлюсь – и письмо напишу, и дарственную надпись придумаю.
Утром, когда мы собрались уходить из замка Ульфрама, заявилась непонятно где пропадавшая Мэри. Чтобы огорошить нас заявлением: она влюбилась в одного из воинов Косматого – Гриммара Длинное Копье и остается здесь навсегда.
Глава 4
Как и обычно, впереди всех, прокладывая дорогу, шел я, то и дело заглядывая в список примет, который дал мне Косматый. После ночной вьюги дорогу основательно замело, а с проводником у него не получилось. Ибо с Эйдвином Бычья Кость, в замке которого нам придется побывать, отношения у Косматого были на грани войны. За мной держались Блез, Казимир, Головешка и виконт дю Эскальзер. Дальше топал тробор с жаровней под брюхом, и еще он тянул за собой сани с запасом дров и нашим имуществом. На санях, на заботливо подстеленной мной медвежьей шкуре, сидела понурая Рейчел.
Понять ее печаль было несложно. За время наших странствий Мэри стала для Рейчел близкой подругой, с которой можно поделиться женскими радостями, женскими проблемами и женскими печалями. Всем тем, о чем нельзя поведать мужчине. И вот ее с нами нет. «Ничего, время лечит! – размышлял я, придумывая слова утешения, которые скажу Рейчел на ближайшем привале. – А заодно неплохо бы завести для нее другую служанку. И чтобы прежнюю забыла, и чтобы было кому выполнять те функции, которые на них возложены».
Сам я все время молчал, но остальные скрашивали время пути разговорами.
– Теряем людей, теряем. А ведь даже близко до Гарданики еще не добрались! – сказал Казимир с таким вздохом, как будто в очередной стычке мы снова потеряли бойцов.
– И не говорите, господа! – присоединился к нему виконт Антуан. – Все-таки хорошая Мэри была девушка! Воспитанна, слова грубого от нее не услышишь, не говоря уже о ругани. А каких она была высоких моральных устоев!
– Интересно, за прозвищем Длинное Копье у этого Гриммара что-нибудь стоит? – невпопад поинтересовался Головешка.
– Вы о чем сейчас пытаетесь спросить, Теодор? – не понял его дю Эскальзер.
– Да так, просто в голову пришло. И все-таки, может, его прозвище связанно с какой-нибудь ассоциацией?
Блез тут же поймал тему:
– Головешка, а с каких это пор тебя начали интересовать мужские копья? Уж не с тех ли, когда ты взял себе моду наряжаться в женские платья?
