— Да плюньте вы на диету! Здесь пирожные — пальчики оближешь! — воодушевилась Варвара Сергеевна.
Хорошенькая, как майское утро, официантка, довольно разулыбалась:
— Приятно видеть постоянных гостей! Напомню, у нас все сладости готовятся в день продажи.
— Ладно… — пошла на попятную от двойного натиска Марина Николаевна. — Найдется что-нибудь без теста?
— У них здесь изумительное суфле!
— Сегодня только торт-суфле, пирожные пока не подвезли. Но ради такого дела я поговорю с менеджером, думаю, он согласится отрезать для вас кусочек, — пообещала девушка.
Как только официантка отошла, Варвара Сергеевна искоса посмотрела на Марину Николаевну — ее большие беспокойные глаза блуждали по столу, ни на чем не задерживаясь. Варвара Сергеевна решила выдержать паузу и достала из сумки телефон. Сделав вид, что ищет в нем что-то важное, открыла вчерашнюю переписку с Валерой.
«Во сколько будешь?».
«Не раньше девяти».
«Молдаване сказали, через несколько дней пора определяться с чистовыми материалами. Если ты мне доверяешь, попробую подобрать сама».
«Хорошо».
И все… Ни любви, ни тоски, ни жалости — ни между, ни вместо строк.
Только бытовая необходимость.
«Неужели у любого нормального мужчины всегда на первом месте самореализация? Господи, Варя, тебе же в самом деле не двадцать пять, чтобы ревновать мужика к работе!» — тут же одернула она себя.
— Это ведь не ваша квартира? — наконец спросила Марина Николаевна.
— Не моя. Это квартира моего гражданского мужа, и я в ней не прописана. Но, разве это что-то меняет? — улыбнулась Варвара Сергеевна.
— Конечно, нет. Знаете, я все кручу в голове события того утра, и теперь уже практически уверена, что мужчина, выскочивший из подъезда, имеет отношение к пожару. Считайте, что это интуиция. Жалею, что слишком поздно вспомнила, надо было рассказать об этом дознавательнице.
— Да бросьте! — усмехнулась Самоварова. — Дело бы точно так же прикрыли за недостаточностью улик. Под ваше описание может подойти практически любой!
— Я вспомнила: у него через плечо была перекинута небольшая спортивная сумка! — будто не слыша Варвару Сергеевну, воскликнула Марина Николаевна.
Глаза ее блестели.
Варвара Сергеевна прекрасно понимала, что ее собеседницей движет чувство надуманной вины, нанизанной на неустойчивое психоэмоциональное состояние.
— Марина… С таким описанием никто нас слушать не станет.
— Я понимаю… Но я должна была вам это рассказать.
Самоваровой вдруг стало ее искренне жаль. Не из-за спортивной сумки неизвестного мужчины Марина пришла на эту встречу, ей, успешной и уверенной в себе лишь для вида, катастрофически не хватало простого человеческого внимания. Варвара Сергеевна мысленно представила себе ее мужа-трудоголика, по воскресеньям ходящего на службу в церковь, подруг — зацикленных на сохранении уходящей молодости карьеристок, еще, наверное, где-то есть родители, живущие, предположим, в области, наверняка они ею гордятся — самодостаточной, сумевшей прочно обосноваться в большом городе.
— Очень хорошо, что рассказали, — завидев официантку, спешившую к их столику с подносом, ободряюще улыбнулась новой приятельнице Варвара Сергеевна.
Поблагодарив девчонку за оперативность, она без стеснения набросилась на пирожные.
Внимательно оглядев свой десерт, Марина Николаевна осторожно притронулась к нему вилкой.
— Правда же, вкуснотища? — кивнула Самоварова на лавандовое суфле в ее тарелке. — Жизнь не только сложна, но и справедлива. Всегда найдется кто-то, кто готов выслушать, готов не осудить, но попытаться понять. И вдвойне хорошо, когда при этом есть еще и прекрасный десерт!
— Интересная я вроде женщина, мужики помоложе заглядываются. Зарабатываю хорошо, муж верный, не гуляет. Чего еще? Живи да радуйся. А я взяла и подвисла… — Осторожно положив в рот небольшой кусочек суфле, Марина Николаевна уставилась в окно.
— Милая моя, у вас типичный возрастной кризис. И его надо прожить.
— У вас такой был? — Взгляд Марины Николаевны блуждал за большим, в самый пол, арочным окном. Второй день в городе стояла погода, которую Олежка коротко охарактеризовал словом «жесть». С пожелтевшего клена безжалостно опадала листва. Крупные, еще несколько дней назад похожие на яркие звездочки листья жалобно корчились на взбухшей и грязной от непрекращавшегося дождя земле. Угрюмые прохожие в невзрачной одежде спешили по делам.
Марина Сергеевна перевела взгляд на Самоварову. В озерцах ее глаз плескалось едва заметное безумие. Но внутренний стержень этой привыкшей быть собранной женщины еще не позволял ему взять над ней верх.
— Конечно, был… Мама дорогая, какой у меня был кризис! — шутейным тоном воскликнула Варвара Сергеевна.
— И что, тоже в этом возрасте? — наконец вымучила из себя улыбку Марина Николаевна.
— А сколько вам?
— Не за горами сорок.
Варвара Сергеевна задумалась.
— В сорок не припомню… хотя… и в тридцать, и в сорок, они, скорей всего были, но проскочили не слишком болезненно. А тот, который после шестидесяти, цепанул так, что едва выкарабкалась.
— И каков был пусковой механизм?
Варвара Сергеевна почувствовала, что собеседница впервые проявляет искренний интерес к ней самой, а не к ситуации с пожаром.
— Причины у всех одни. Переоценка некогда не подлежавших сомнению ценностей.
— Простите за нескромный вопрос: мужчина в этом был замешан? — оживилась Марина Николаевна.
— Естественно, моя дорогая… Без мужчин у нас, женщин, и жизни нет. А возрастной кризис — тоже часть жизни, но такая, которую мы будто фильм в зеркале прошлого подсматриваем и изводим себя бесплодными мыслями: «Вот если бы тогда вышло так, а не иначе, то, возможно, сейчас…». Здесь-то и кроется дьявол, потому что нет никакого «если»! Вышло так, как должно было выйти. Если бы вы остались с вашим армянским гуру, может, сейчас вас уже не было бы в живых!
— В смысле?! — изумилась Марина Николаевна.
— В смысле, что у вас была бы другая судьба. Рядом с этим человеком вы могли стать жертвой авиа- или автокатастрофы, неизлечимо заболеть от его постоянных измен, погибнуть от выкидыша или внематочной беременности…
По тому, как на последней фразе исказилось лицо собеседницы, Варвара Сергеевна поняла, что про беременность, пытаясь как можно красочнее донести свою мысль, брякнула зря. Как могла она забыть, что эта тема является проблемной не только для дочери, но и для новой подруги!
— Извините, — теперь уже Самоварова, коря себя за бестактность, уставилась на унылый клен за окном.
— Ничего… Я прекрасно поняла, о чем вы. И думаю, кстати, совершенно так же, только все больше на примерах других людей. Знаете, я не теряю надежду стать матерью! — неожиданно твердо заявила Марина Николаевна. — Ребенок мог бы наполнить настоящим смыслом мою жизнь.
