— Чай, кофе? — Шаркая нарядными, с загнутыми носами — не чета Самоваровским — тапками, Маргарита Ивановна двинулась в сторону кухни.
Обернувшись, махнула рукой, указывая, куда пройти: в самую большую комнату квартиры. Как раз такая же, этажом выше, принадлежала Варваре Сергеевне.
— Проходи туда! Я накрою в гостиной!
Самоваровой стало неловко за непрошенное вторжение:
— Маргарита Ивановна, давайте помогу.
— Да пойди ты уже и сядь! Поможет она… — беззлобно проворчала старуха и растворилась за полуприкрытой дверью кухни.
В гостиной все было так же, как когда-то, будто время, отказавшись повиноваться своим же собственным законам, замерло и спокойно наблюдало, когда костлявая соизволит забрать Маргариту Ивановну в мир иной и позволит родне растерзать этот пропахший давно почившей эпохой островок.
Варвара Сергеевна, щурясь без очков, попыталась задержать взгляд на какой-нибудь из многочисленных фотографий, которыми были густо увешены стены гостиной.
«Неужели карапуз, подстриженный под горшок, это внучка Танюшка? Сколько же ей сейчас, как Аньке или меньше?.. А этот доходяга-школяр — наверное, Митенька… Если мне не изменяет память, он живет в Америке».
Некогда сама себя назначавшая старшей по подъезду Маргарита Ивановна редко привечала в доме внуков, только по большим праздникам. Зато рассказывала о них, пока росли, взахлеб, щедро делясь ненужными подробностями с теми из соседей, кто умел не только жаловаться на свои проблемы, но и слушать.
Вдруг вспомнилось, как маленькая и шумная с детства Анюта, завидев Маргариту Ивановну, с важным видом громко и четко выкрикивала «Здрасте!».
В сердце кольнула нежность к дочери. Но свежая, как темное облако, обида тут же ее заслонила.
Соседка, радостно шаркая тапками, притащила в гостиную поднос с двумя мутноватыми от времени хрустальными вазочками с конфетами и печеньем. Варваре Сергеевне показалось, что и сладости — «Мишка Косолапый» и «Юбилейное» — хранились у старухи еще с тех времен, когда она баловала ими маленьких внуков.
— Так чай ты будешь или кофе? Кофе только растворимый.
— Да не беспокойтесь, пожалуйста, я вообще-то по делу…
Ни чая, ни кофе Варваре Сергеевне не хотелось.
— Раз уж пришла, будь любезна уделить время одинокой, немолодой женщине! — не терпящим возражений тоном воскликнула Маргарита Ивановна.
— Тогда чай, — выдавила из себя улыбку Самоварова.
— На вот! — Соседка проворно засунула в руку Варвары Сергеевны пульт от телевизора. — Я пойду заварю, а ты, если хочешь помочь, найди мне СТС и громкость настрой на семьдесят три.
За стенкой уже свистел чайник, и Варваре Сергеевне ничего не оставалось, как смириться и выполнить просьбу.
Когда Маргарита Ивановна, едва удерживая в руках поднос, на котором теперь возвышался пузатый, в красных, похожих на клоунские носы кружочках чайник, вошла в гостиную, сомнения Самоваровой окончательно развеялись. Соседке уже с трудом удавалось полноценно обслуживать саму себя, стоило ли говорить о требующих физической силы и проворства фокусах с набитыми тяжелой дрянью мешками?
В течение последующих пятнадцати, со вкусом бергамотового чая минут, Варвара Сергеевна выслушивала жалобы Маргариты Ивановны на «залетных» — две семьи, снимавшие в подъезде квартиры. Они хронически не здоровались и парковали свои вонючие машины прямо под ее окнами.
— И никакой культуры, Варенька… Раньше было понятие «общественный», а нынче людьми правит только собственное удобство.
Самоварова не могла не согласиться.
Воспользовавшись вновь установившимся контактом с соседкой, она решила не юлить и выложить все начистоту.
Примерно в середине ее эмоционального рассказа Маргарита Ивановна взяла с журнального столика пульт и выключила телевизор с давно начавшимся сериалом.
— Варенька, а что с твоим замужеством? — неожиданно спросила соседка.
— С каким? — не сразу поняла Варвара Сергеевна.
— С нынешним. Я, конечно, не про Петра.
«Надо же, помнит, как звали моего бывшего… — промелькнуло у Самоваровой. — Хотя чему тут удивляться? У стариков память дальнозоркая».
— Год назад Анютка говорила, ты переехала к мужу. И что же? Так быстро наигралась в семейную жизнь? — беззлобно усмехалась ей в лицо старческим, густо подкрашенным помадой ртом Маргарита Ивановна. — В прошлый раз тебя надольше хватило.
— Почему? — насупилась Варвара Сергеевна. Под проницательным взглядом Маргариты Ивановны она почувствовала себя лет на тридцать моложе. — Так сложились обстоятельства, что мы с мужем временно живем здесь.
— Надо же! — удивилась соседка. — А я еще его ни разу не встречала.
— Да мы здесь не так давно. Он рано уходит, приходит поздно. — Варвара Сергеевна быстро догадалась, к чему клонит Маргарита Ивановна — к этому же недавно клонил Олег и даже, вскользь, Анька.
— Анюта говорила, он психиатр? — продолжала развивать нелепую мысль соседка.
Взгляд ее выцветших, некогда синих, внимательно глядящих из-за стекол очков глаз, был совершенно ясен.
— Маргарита Ивановна, дорогой вы мой человек! — зачастила Самоварова. — Конечно, у него, как у любого давно практикующего доктора, есть свое кладбище. Но вы сами-то рассудите, зачем какому-то ненормальному человеку доставать доктора таким странным способом, да еще в те часы, когда его гарантированно нет дома? И Ани нет, и Олега, который, к слову сказать, в любой удобный момент готов перекрасить вам потолок…
— Да забудьте вы про потолок! — отмахнулась морщинистой рукой соседка. Ее аккуратный ярко-красный маникюр был явно сделан профессиональным мастером. — Достают, Варенька, тебя… Вопрос — за что? А ты доктора своего не из семьи ли увела, голубушка?
— Конечно нет, — отрезала Самоварова, — я в чужие семьи не лезу!
Маргарита Ивановна снова усмехнулась.
О ее давнишнем романе с женатым Никитиным, в разгар которого Варя окончательно порвала с отцом Аньки, Маргарита Ивановна знать не могла, зато могла догадываться.
Но об этом точно знали стены с десятилетиями не менявшимися обоями, паркетный, еще времен застройки дома, прикрытый шерстяным узорчатым ковром пол, знали серьги в ушах соседки — все с теми же, сорокалетней давности, изумрудами, которые она незаметно продела в уши, пока готовила чай.
Эти неодушевленные предметы являлись немыми свидетелями давно отжившего, но так и не умершего, как и сама Маргарита Ивановна, одной ногой существовавшая в том времени и занимавшая пусть далеко не главное, но постоянное место в жизни метавшейся между долгом и чувством Вари.
Когда уже прощались в коридоре, соседка неожиданно цепко прихватила Варвару Сергеевну за мягкий рукав олимпийки:
