Я училась сама, и до десятого класса, несмотря на тот психоэмоциональный ад, в котором жила с родителями, кроме ненавистной физкультуры, училась на отлично.
Андрея то угрозами, то унижениями пытался мотивировать отец, но учился он на три. Меж тем его хорошие гены взяли верх и позволили ему вырасти в успешного человека с цепким и въедливым умом.
Не зная иной модели воспитания, муж сейчас уже давит на сына и частенько зло его подкалывает.
«Ах, ты действительно считаешь, что в Бразилии говорят на бразильском языке?! Ха-ха-ха!»
Разве ребенок, которому еще нет и семи, обязан знать, на каком языке говорят в стране, где он никогда не был?!
Андрей, успешный и самоуверенный лишь на первый взгляд, переносит на нашего сына то, что сам когда-то получал от отца.
Я, конечно, за сына заступаюсь, но это почти всегда лишь усугубляет конфликт. Андрей (иногда довольно грубо) пытается заткнуть мне рот. Пытаясь защитить своего ребенка, я не сдаюсь, а Тошка убегает к себе с хорошо знакомым мне чувством вины, уверенный, что именно он стал причиной ссоры между матерью и отцом.
«Ты всегда говоришь лишнее!» – выговаривает мне потом Андрей.
Вот почему иного выхода я не вижу…
Пусть развитием и образованием моего сына занимаются люди, которые за ежемесячную кругленькую сумму возьмут на себя ответственность в спокойной и дружелюбной обстановке дать ему необходимые знания.
По дороге домой я сказала Андрею, что мне нужно заехать в торговый центр и купить зарядку для телефона. Виктор, водитель, покосился на меня в зеркало заднего вида и демонстративно зевнул, а Андрей, не отрывая глаз от сайта с графиками биржевых котировок, недовольно передернул плечами и попросил поторопиться, поскольку он чертовски голоден.
Я попыталась рассказать ему о том, что нашла в лесу телефон, но Андрей, не глядя на меня, отмахнулся:
«Ты всегда говоришь лишнее».
Любезный участливый мальчик в салоне сотовой связи подобрал зарядку для моей находки.
42
«В синем небе, колокольнями проколотом, медный колокол, медный колокол…»
Варвара Сергеевна с трудом разлепила глаза. Голова трещала так, будто в нее в самом деле поместили чугунный колокол, который, раскачиваясь из стороны в сторону, глухо гудел, отдавая то в левое, то в правое ухо.
Вчера Андрей истолковал по-своему настойчивую просьбу Валерия Павловича врубить что-нибудь «поспокойней и потише» и, сменив жаркое веселье на глухую русскую тоску, врубил эту песню Высоцкого в исполнении Лепса.
И еще она явно перебрала вчера с алкоголем…
Выпитые (по ее подсчетам) сто пятьдесят граммов виски, вкупе со ставшим привычным здесь стрессом и резко упавшим атмосферным давлением, привели к тому, что, проснувшись, она ощущала дикую слабость, тошноту и головокружение.
– Валера… – окликнула она слабым голосом.
В полумраке комнаты не чувствовалось присутствие не только доктора, но даже ее любимой «ночной лежалки» – Пресли.
Варвару Сергеевну охватил неконтролируемый страх.
Она с ужасом поняла, что, без всякого преувеличения, находится в одном шаге от панической атаки.
«Мы способны оценить только то, чего нет», – всплыли в пылающей голове слова, которые она же сказала вчера доктору, когда около полуночи они вернулись в домик. Весь вечер она чувствовала, как было скверно Андрею, который из нагловатого хозяина жизни на ее глазах превратился в безумца и просидел остаток вечера с портретом пропавшей жены в руках.
Варвара Сергеевна заставила себя встать.
На ватных ногах подошла к окну.
Валера не так уж неправ – эта история действительно плохо сказывается на бывшем до недавнего времени вполне сносном для ее возраста здоровье. И дело тут было не в резкой перемене погоды и не в алкоголе: «подключившись» к Алине, она будто на ускоренной перемотке проживала с ней все этапы ее душевной хандры.
Жидкий лучик солнца пытался прорваться сквозь пелену густых туч, которые выстроились на небе бледно-серой стеной, словно издевательски размышляя: навести ли им и сегодня вчерашний шухер или пожалеть людишек, расступиться и дать мизерный шанс лучику, вступившему с ними в неравную схватку?
Всхлипнула дверь, ведущая из комнаты в коридор, и на пороге показался доктор, растиравший полотенцем влажные волосы.
– Ну ты даешь! Одиннадцатый час уже, – нарочито бодрым голосом заговорил Валерий Павлович. – Ну что, поздравить тебя с похмельем? – широко улыбаясь, он подошел к плите и достал из шкафчика кофе и турку.
– Типа того, – вяло откликнулась Самоварова. – Кстати, Валер, ответь мне как врач, что такое алкоголизм с точки зрения психиатра?
– Форма невроза. Может, тебе сегодня покрепче заварить?
– Можно. То есть теория о том, что существует какая-то особая формула крови, в которой катастрофически не хватает этанола, ошибочна?
– Да черт его знает… Может, и существует. Любая теория, так же, как и любое внезапное озарение, имеет право на существование. Как говорил мой учитель, профессор психиатрии: «Каждый имеет право на свой собственный бред».
– Смешно, – через силу улыбнулась Самоварова.
– Но тогда такая формула должна быть у каждого третьего. Мне же естественней предполагать, что алкоголизм – всего лишь форма невроза, происходящего от нежелания решать свои истинные, прежде всего душевные проблемы. Кто-то пьет горстями ненужные таблетки, кто-то маниакально вытирает с мебели пыль и, уходя, не один раз проверяет, выключен ли свет, а кто-то прикрывает отсутствие здоровой и конструктивной внутренней защиты именно таким образом – расслаблением через алкогольное опьянение. А если уж процесс запустили, зависимость от алкоголя только усиливает течение основного заболевания – невроза.
– А мне всегда казалось, что, наоборот, употребление алкоголя ведет к неврозу.
В ворохе вещей, наброшенных на спинку кресла, Варвара Сергеевна наконец отыскала свой шерстяной кардиган. Теперь ее еще и познабливало.
– Так и есть. Это замкнутый круг, – откликнулся доктор и бросил укоряющий взгляд на свалку ее вещей на спинке кресла. – Пара минут – и кофе будет готов.
Варвара Сергеевна, на сей раз с горечью, вспомнила про свою дочь.
Несколько лет подряд Анька систематически прикладывалась к бутылке – да, не спилась и не деградировала, да, количество выпиваемого после работы не было катастрофическим. Но…
Анька пряталась за стаканом от того, что долгие годы отравляло ей жизнь, – от женского одиночества, отсутствия в ее жизни сильной энергии отца и эмоциональной выключенности матери, сначала пропадавшей сутками напролет на службе, затем внезапно заболевшей и оказавшейся не менее беспомощной перед жизнью. Все это наложило отпечаток на ее от природы легкий и веселый характер – дочь постоянно находилась на взводе, любая безобидная мелочь могла вызвать у нее приступ раздражения. Варвара Сергеевна, страдая вместе с ней, не знала, чем может ей помочь: слишком запутался клубок – не распутаешь…
