– Конечно, – сказал он.
Она заправила постель, прошла в ванную, включила горячую воду, слышно было, как зажегся висевший на стене котел.
– Ну хоть вода есть… – сказала она, вытаскивая откуда-то из-за раковины тряпку. – Ты не против, если я душ приму?
Трофим кивнул, направляясь на кухню.
– Вода уже вскипела, сам давай чай завари, меня можешь не ждать.
Трофим зашторил окна, перекусил, вышел во двор, обогнул дом. Огород выходил к реке, со стороны которой и мог появиться убийца. Следов его незримого присутствия Трофим не замечал, зато нашел дощатую кабинку с железной бочкой над ней. И душевой лейкой, вмонтированной в этот бак. Нагретая на солнце вода за ночь успела остыть, поэтому перспектива принять душ Трофима не вдохновила. Он планировал принять душ в доме, но Тая и не думала освобождать ванную комнату. Она устроила там самую настоящую генеральную уборку, причем терла кафельную плитку с каким-то нервным остервенением. И на сестру свою, казалось, злилась за то, что запустила ванную, и на себя за то, что не могла унять нервный зуд. И на Трофима зыркнула, когда он сунулся к ней.
Трофим ее не трогал: что хочет, то пусть и делает.
Он еще раз обошел двор, затем сполоснулся в летнем душе, закрыл все окна, приготовил к бою ружье и лег спать. А Тая тем временем переместилась на кухню, ее нервы были возбуждены, она продолжала работать, успокоилась она только утром. Трофим спал вполглаза, стараясь контролировать обстановку и в доме и во дворе, но, когда Тая появилась в спальне, он крепко спал. И проснулся лишь после того, как она легла к нему под бочок. Поворочалась немного и затихла.
– Все нормально? – тихо спросил он.
– Вот и зачем ты это спросил? – также шепотом отозвалась она.
– Извини!
– Извини! – передразнила Тая.
Какое-то время она лежала молча, затем поднялась, полезла в сумочку, что-то там взяла и ушла на кухню, Трофим слышал, как она налила себе воды в стакан.
Часы показывали половину восьмого, не самое раннее утро, но это без учета бессонной ночи. К тому же он в отпуске, спешить некуда. А осадное положение можно проводить и лежа на боку, если никто не нападает. И все же Трофим поднялся, оделся, вышел из дома. Еще раз окинул взглядом забор – сплошной профлист, нигде ни единого зазора. А соседские дома одноэтажные, только крыши видны, из окна не подсмотришь. Голышом по двору ходить можно, если, конечно, соседи дыр в заборе не насверлили. Впрочем, раздеваться он не собирался, да и Тая точно не в настроении ходить по двору голышом. Вожжа ей под хвост попала, видно, злится на своих родственников, после которых приходится проводить генеральную уборку.
Трофим вернулся в дом. Тая уже отправилась спать, на кухне тихо. И чистота идеальная. Только стакан с водой на столе. Трофим поставил чайник, заглянул в холодильник. Колбасы они купили по пути, сыр, масло, яйца, – всего понемногу, надолго не хватит. Но так и Трофим здесь не задержится. Или убьют его, или Тая за дверь выставит и просто уедет. Возможно, она злилась не на сестру, а на него самого. Сорвалась с места, наплевав на работу, а ее сегодня ждут в университете. Летняя сессия в самом разгаре, экзамены у нее, консультации, а она махнула на все рукой ради Трофима, вот и злится.
Чай он пил, поглядывая в окно, ружье рядом, патроны с картечью в стволе, под такой выстрел лучше не попадать.
И рука у него не дрогнет, если вдруг что. Лишь бы только случайный человек под горячую руку не попался.
Тая старалась идти тихо, а пол в доме хороший, крепкий, половицы не скрипят. И все же Трофим ее почувствовал.
– Не спится? – спросил он, не оборачиваясь.
– А если это не я?
– Твои шаги ни с чьими не спутаешь.
– Такие тяжелые?
– Такие легкие.
– Врешь ты все… – Тая взяла чайник. – В школе надо мной смеялся…
– Когда я над тобой смеялся?
– Смеялся, смеялся… А сейчас вдруг воспылал! – В ее голосе звучала грусть.
– И за твоей спиной спрятался.
– Я этого не говорила, – отрицательно покачала головой Тая.
– Сейчас наговоришь.
– Ты чувствуешь это?
– А ты?
– Да чехарда какая-то в голове. Как будто на ухо кто-то шепчет.
– Кто шепчет?
– Я же говорю, кто-то… Может, совесть!
– Да ладно тебе! Ты же сестру не на улицу выгнала!
– При чем здесь сестра? – поморщилась Тая.
– А кто при чем? – Трофим с подозрением глянул на нее. Неужели все-таки на него злится?
Тая задумалась. Уж не перегнула ли она с эмоциями?
– Да нет, нормально все… – наконец сказала она. – Просто дискомфорт какой-то непонятный.
– Может, с работой что-то не так?
– А что работа?… Я преподаватель. Просто преподаватель, не доцент. Даже не старший преподаватель, – с горечью призналась Тая.
– У тебя все впереди! – Трофим попытался ее успокоить.
– Что впереди?… Все уже позади… Не тяну я на свою степень… Нет, я все знаю, много читаю, постоянно повышаю свою квалификацию… Но быстро все забываю… Тебя, наверное, это радует? – вскинулась Тая, чуть ли не враждебно глядя на Трофима.
– Почему это меня должно радовать? – возмутился он.
– Дура дурой в школе была… Дурой и осталась, да?
– Заканчивай свои лауды, – усмехнулся Трофим.
– Лауды, лауды… – зависла в тугом раздумье Тая.
– Покаянные песни самобичевателей. Забыл, как движение называется, – поморщился Трофим. А ведь мелькнуло в голове сложное слово. Мелькнуло, но не вспомнилось. – Что-то с флагами связано, – подсказал он.
И Тае этого хватило.
– Флагелланты! – просияла она.
– И раз уж ты решила заняться самобичеванием, форма одежды – голый торс! – разыгрался Трофим.
Тая поверила в себя, воодушевилась, осталось только стряхнуть с нее остатки хандры, и он знал, как это сделать. Знал и умел.
– Голый торс? – Тая смотрела на него настороженно, но бесстрашно.
– Или топлес… Но лучше ню! – Трофим взял ее за руку и повел в спальню. – Будем бичевать друг дружку!
Тая открыла было рот, чтобы возразить, но поняла, что это бесполезно. Трофим сумел создать волну желания, которая накрыла с головой их обоих, закружила, унесла в постель, а там бурные течения, подводные камни, биться о которые одно удовольствие. Они до того устали, что за финишной чертой просто легли, не в силах пошевелиться.
– Понять не могу, как я могла на тебя злиться? – глядя в потолок, пробормотала Тая.
– А ты на меня злилась? – Трофим глянул на ружье, приставленное к изголовью кровати. Любовь любовью, а о войне забывать не следует.
