– Это лишнее.
– Что-то не так?
– Конечно, не так! Где ты пропадала, что с тобой произошло?
– Не бойся, меня не насиловали. Все было по любви, – сказал Яна, проницательно глядя на маму.
– Что было по любви?
– Все было. Причем не с Кучиным. Можешь ему так и сказать!
– Я не собираюсь ему ничего говорить.
– Где отец?
– На работе.
– Отлично! – Яна всплеснула руками. – Меня похитили, могли убить, а отец на работе! Ну да, человек – существо хрупкое, его какая угодно мелочь может жизни лишить. В любую минуту, да?
– Могла бы и не ерничать. Отец всю ночь не спал, переживал.
– Кучин хотя бы людей своих за мной отправил.
– Да? – Мама вопросительно повела бровью.
Она не знала, восхищаться ей таким вот поступком Кучина или сначала все проверить.
– Хотя их всех убили.
– Кого убили?
– Людей, которых Кучин за мной отправил. Всех троих. И меня могли прикончить.
Яна и прежде прекрасно понимала, что могла погибнуть, но только сейчас от страха за себя у нее остановилось дыхание и подкосились ноги. Она опустилась на ближайший стул, через силу втянула в легкие воздух и попыталась унять сердцебиение.
Как бы то ни было, но девушка была жива и находилась дома. Мама рядом, отец на работе. Можно закрыться в своей комнате, бухнуться на кровать, головой зарыться в подушку, просто лежать и наслаждаться простой, но столь ценной возможностью жить. Не стоит никого ни в чем упрекать, нужно просто наслаждаться жизнью.
В каждом трудовом коллективе имеется своя головная боль. Или просто головняк. В отделении уголовного розыска, где работал Игорь, эту проблему можно было смело умножать на два. Рабочий день закончился, за сутки столько всего сделано, давно уже пора домой, но майор Головняк собрал совещание.
Он сделал это только для того, чтобы вынести свой вердикт:
– Самохина убил Нечадов.
На вид Евгению Михайловичу можно было дать все пятьдесят. Морщин вроде бы нет, но кожа сухая, такая темная, как будто по ночам он спал в камере холодного копчения. На самом деле ему недавно исполнилось тридцать четыре года, однако выглядел майор так, как будто уже умер, мумифицировался, а затем воскрес.
Сухой, костлявый, копченый. Голос у него как иерихонская труба.
– Логично, – сказал Кокошин и кивнул.
– Ну да, – поспешил согласиться Игорь.
Он и сам допрашивал Нечадова, и Головняк крутил его на признание, потом, уже в Москве, этим субъектом занялся следователь. Нечадов не отрицал убийства, совершенные сегодня, но категорически отказывался от Самохина.
– И вчера был удар ножом в шею, и сегодня, – сказал Головняк, внимательно глядя на Игоря.
Горелову казалось, будто начальнику не нравилась пассивность подчиненного. Как будто тот не человек со своим святым правом уставать на работе.
– Ножом в шею, – повторил Кокошин.
Ему тоже хотелось домой, и он готов был согласиться с каждым словом начальника, лишь бы поскорее убраться из его кабинета.
– Но у Нечадова не было иного выбора, кроме как ударить в шею, – сказал Головняк, который теперь смотрел на Кокошина пристально и с явным укором. – Галухин прикрывался Еленой Кирей, да еще и собственной рукой. Оставался только удар в шею или в голову. Логично? – спросил Головняк, не отрывая глаз от Кокошина.
При этом он копировал его усталый тон, фактически дразнил подчиненного.
Кокошин осознал свою вину, приободрился, даже молодцевато улыбнулся и проговорил:
– Нож, как и электрический ток, должен идти по пути наименьшего сопротивления. Особенно если тот еще и самый короткий.
– Конечно, хорошо, что Нечадову пришлось пользоваться ножом, а не пистолетом, – в раздумье проговорил Головняк. – Разоружить-то вы его смогли, а вот остановить не сумели.
– Нам же нужно было знать, что задумали Нечадов и Соловьянов, – произнес Игорь.
– Нечадов говорил, что им нужна была Яна Егорова, – сказал Головняк. – Чтобы вернуть ее отцу.
– Или деньги, которые были у Самохина. Нечадов знал про них.
– Ему было известно, что Самохин должен Мотылю полтора миллиона.
– Знать бы еще, кто такой Мотыль, – заявил Кокошин.
– Мотыль? Наркота, проститутки, подпольное казино. Что ты еще хочешь о нем знать? –
Головняк посмотрел на лейтенанта с явно выраженным, но в то же время безобидным чувством превосходства.
Он же матерый начальник с богатым багажом специфических знаний, а Кокошин – зеленый подчиненный, который еще только начал познавать таинства подлунного мира.
– А строительство?
– И строительство, – подтвердил Головняк. – Но пока еще только в перспективе. Если ты о законном предпринимательстве.
– Это я о Кучине. Может, он и Мотыль – одно и то же лицо?
– Это разные люди. Но сиську хотят сосать одну. Я про Егорова Ивана Евгеньевича говорю. Это не только человек, но и мост в светлое будущее. Для Мотыля. Сначала он хотел отдать Егорову видеозапись, а затем, когда обстоятельства изменились, решил вернуть ему самому дочь в расчете на щедрую благодарность.
– Видеозапись, где Самохин, мягко говоря, целовал Яну Егорову, – сказал Игорь и усмехнулся.
Он не вдавался в подробности. Елена Кирей не уточняла, но он догадывался, о каких таких поцелуях говорила Яна Егорова. Она действительно могла выбросить камеру в воду. Куда именно, показать отказалась.
– Самохин практиковал шантаж, – с важным видом просветил подчиненных Головняк. – В свободное от работы время.
– От какой работы?
– А я разве не говорил? Прошла информация, что Шестопалов и Ершов занимались похищениями людей. Она пока не подтвердилась. Да это, в общем-то, уже и необязательно, – проговорил начальник и жестко усмехнулся.
– Шантаж, похищения. Поэтому Егорова и попала в крутой переплет, – в раздумье качая головой, медленно произнес Кокошин.
– Но наняла Самохина Елена Кирей. Причем в обход Мотыля. Он велел ей следить за ним, а она решила его использовать, – сказал Головняк.
– Мы примерно в курсе, – заявил Игорь.
Он уже понял, что Елена Кирей – дьявольская штучка. Поэтому она и умела притворяться ангелочком. Он чуть не поддался обаянию ее непорочного порока. Или поддался?
– Самохин перешел Мотылю дорогу, – продолжал начальник. – Обидел дружественного ему человека. Мотыль не знал, как поступить с Самохиным, отправил Елену Кирей следить за ним, а она предложила ему вариант с отступным.
Головняк говорил, а Игорь думал о Елене. Красивая женщина, перед такой трудно устоять. Именно поэтому она легко входила в доверие к мужчинам, все больше через постель.
