Но Катька как будто издевалась над ним. Трактир уже перешел на ночной режим, ее смена закончилась, а она все не шла. Может, перед своим Сергеем Дмитриевичем хвостом крутила. Еще она могла ждать своего богатенького Буратино, у которого пропадала чуть ли не до вечера. Почему богатенький, понятно, а Буратино потому, что отросток у него деревянный.
Свои-то родной уже не стоит.
Возможно, эта деревяшка уже побывала сегодня в Катьке. А сейчас ее мог прогревать за стойкой хозяин.
Леня взбесился, вышел из машины и рванул в трактир. А Катька ему навстречу, в одной руке сумка, в другой шерстяная кофта.
– Ты куда, чумной?
– А тебе что, не холодно? – спросил он, с язвительной улыбкой глядя на кофту.
Видимо, ее действительно кто-то разогрел по полной программе.
– Лето на дворе.
– Ага, лето.
– Да пошел ты! – заявила Катька, обиженно толкнула его в плечо и пошла дальше.
Она не пыталась вихлять бедрами, да и походка у нее тяжелая от усталости, но Леня смотрел на нее как на фланирующую фотомодель. Может, она и не такой внешности, но ему другая и не нужна. Все свое, на месте, такое аппетитное, что аж дух захватывает. Только вот в руки это все не дается. Если только в одну.
Ленька тяжко вздохнул, глядя на Катьку, но тут же воспрянул духом. Она не прошла мимо его машины, открыла дверцу.
Он сорвался с места, рванул к ней, чтобы помочь сесть, сделал это, обогнул машину, сел за руль и спросил:
– Домой?
– А ты приглашаешь? – полюбопытствовала Катька.
Она была в джинсах, но провела руками по бедрам так, как будто оправляла подол платья, чтобы он не лапал глазами ее ножки.
– Так там родители.
– Ага! – В ее голосе прозвучала язвительная интонация.
– В машине можно.
– Ух ты!
– Ну да, у меня своего дома нет, – с обидой сказал он. – Я же миллионами не ворую!
– А кто ворует?
– А у кого ты сегодня была?
– А ты не знаешь? Я думала, ты за мной как хвостик. Или снова подрался?
– Ну да, подрался, – ответил Леня и тяжело вздохнул.
– Тебе опять просто накостыляли?
– Да иди ты! – незло и негромко сказал он.
Катька знала, что до ее отъезда с полицейскими ему досталось четыре раза, а потом и пятый такой случай приключился.
– Да, накостыляли! – Катька обидно засмеялась.
– А чего смешного? – вскинулся он. – На крутых любой нарваться может.
– Тебе сегодня особенно повезло, – заявила Катька.
Леня вздохнул и осторожно провел рукой по надбровью. Интересно его ударили, вроде бы и не сильно, даже синяк не вспух, а вырубили начисто. Очнулся – никого. Ни обидчиков, ни того «Форда», на котором они подъехали. Только Лялька, вторая официантка, стоит ухмыляется.
– Или везет тому, кто везет? В смысле наезжает.
Леня промолчал. Это да, не трогал его никто. Сам зацепился. Не могло же так быть, чтобы черные полосы одна за другой. Он очень надеялся на белую, на нее и нарвался. Вернее сказать, на белое пятно на виске у парня, который и выключил его с одного удара, мило улыбнулся и рубанул практически без замаха.
– Не дуйся. – Катька миролюбиво толкнула его в плечо.
– Кстати, они тоже про тех же телок спрашивали. Я ведь не знал, какое там мочилово началось.
– Уже закончилось.
– Там, говорят, дом у воды…
– И три трупа.
– Давай съездим! – вдруг предложил Леня.
– Трупы уже убрали.
– А луна осталась. И волки, наверное, воют! – Парень нарочно нагнетал жуть, чтобы Катька не вздумала согласиться на ночное путешествие.
Ему-то не страшно, но вдруг машина застрянет, возись потом с ней.
– Да ну тебя!
Леня торжествующе усмехнулся. Страшно Катьке, сдрейфила она. А раз так, то пусть сидит и молчит в тряпочку.
Он, может, и неудачник, но ни разу не трус.
Всю ночь Игорю снились покойники. Сперва Нечадов всех своим ножом перебил, потом Соловьянов перестрелял, а последнюю пулю пустил себе в висок. Каждый раз в конце сцены появлялся Головняк с киношным нумератором, поднимал всех, щелкал своей хлопушкой и орал: «Сцена первая, дубль два».
Всю ночь это кино снималось. Игорь не смог выспаться, поэтому сидел за столом будто придавленный. Голова тяжелая, а в ногах вата.
Да и Кокошин был вялый, как вобла.
– Тебе что ночью снилось? – спросил Игорь. – Или ты к Леньке ездил?
– Нет. И не снилось ничего. Спал как убитый.
Дверь открылась, в кабинет вошел майор Головняк. Игорь поднялся со стула и подал команду, но Кокошин и без того вскочил со своего места.
– Да сидите вы, – с наигранным недовольством сказал начальник, немного подумал и добавил: – Если, конечно, только для этого сюда пришли.
– А бумажки, они как яички, – сказал Игорь, положив одну руку на папку с отчетностью, а другую – на клавиатуру компьютера. – Пока не высидишь, цыплята не вылупятся.
– Вот и хорошо. Я их не по осени, а сегодня буду считать, прослежу, чтобы все вылупились.
– А эти, как их, истина и справедливость? Кто Самохина убил? – спросил Игорь.
– Нечадов его убил, – сказал Головняк.
– А мы четвертый вагон собрались искать.
– Не надо ничего искать. Нечадов во всем сознался.
– Как сознался?
– Под роспись сознался, как оно и положено.
– Когда?
– Сегодня утром.
– Понятно.
– Все понятно? – спросил начальник, внимательно глядя на него.
– А что может быть непонятно?
– Вдруг вы захотите продолжить расследование.
– Не надо?
– Дело для нас закрыто, дальше – только следователь. Нечадов подробно все расписал, оперативное обеспечение не понадобится.
Графу раскрываемости никто не отменял. Нечадова с его признанием опера смело могли записать на свой счет и переключиться на другие дела, благо недостатка в работе они не испытывали.
– Но вы же сомневаетесь в том, что Самохина убил Нечадов, – сказал Кокошин.
– Сомневаюсь! – произнес Головняк резко, а повернулся к лейтенанту спокойно, плавно. – Но это ничего не значит.
– Однако сомневаетесь. – Кокошин посмотрел на майора так, как будто вызывал его на откровенный разговор.
Тем более что Головняк и сам не прочь был поделиться своими сомнениями. Во всяком случае, Игорю так казалось.
