– Камова остается здесь! – сказал он и ткнул пальцем в пол у себя под ногами. – Под моим присмотром.
Когда-то Дульсинея была Шабановой, сейчас стала Камовой. О ней и шла речь. Не мог отец обойти ее вниманием после вчерашнего инцидента в моей спальне.
– И вы у меня под присмотром, – продолжал он. – Увижу кого-то с этой шалавой, вырву весь интерес. Я не шучу!
Я пожал плечами. Тянуло меня к Дульсинее. Я даже не знал, когда наконец-то смогу насытиться ею, поэтому и отказаться от нее не мог, но краник все же согласился прикрутить. На время, пока не схлынет волна. А там будет видно.
Виталик кивнул, но с оглядкой на меня. Мол, если ты остановишься, то и я слезу с Дульсинеи. Не привык он спорить с отцом, потому и готов был отказаться от нее. Но я ему не верил. Виталик мог думать точно так же, как и я. Ситуация утрясется, и он снова впрыгнет в седло.
– Свободен! – мрачно глянув на меня, сказал отец.
Виталик остался с ним в кабинете, а мы с Санькой отправились к рынку.
Шинкарев не заставил себя ждать. Мы сели ему на хвост и весь день водили его по городу. И в администрации он был, и в банке больше часа пропадал, в ресторане обедал, а вечером, как и положено примерному семьянину, отправился домой.
Мы поступили точно так же, поужинали дома и легли спать, не дожидаясь, когда вернутся Виталик и Валера.
Утром мы узнали, что Бархат разбился насмерть на своей машине. Он гнал как сумасшедший, возвращаясь из ресторана. То ли сами по себе тормоза отказали, то ли кто-то вывел их из строя.
В кабинете у отца Виталик загадочно улыбался, да и Валера посматривал на меня свысока. Теперь я понимал, почему они не ночевали дома. Если тормоза – их рук дело, то мне ничего не оставалось, как снять перед ними шляпу.
– Случайно, стало быть, все вышло? – спросил отец.
– Совершенно случайно, – с усмешкой ответил Виталик.
– И никто ничего?
– Мы можем спать спокойно.
– Да нет, за бархатовскими пацанами глаз да глаз нужен. Вдруг они ответку нам придумают?
– Все под контролем, – с важным видом проговорил Валера.
– А что с Шинкаревым? – спросил отец, поворачиваясь к Саньке.
– Ну так ждем, когда ты скажешь, – произнес тот, с завистью глянув на Валеру.
– А вы готовы?
– Я же говорил, охраны у него много. Но на дачу он может сам поехать, без нее. А там сейчас холодно, камин топить надо, угореть можно.
– Угореть, говоришь? – Отец ненадолго задумался. – Это было бы неплохо. Спешить нам в общем-то некуда. Давайте, работайте, вдруг получится.
Я понял, что на Шинкарева дана конкретная отмашка, но с отсрочкой приведения приговора в исполнение. Это ведь когда Шинкарев поедет к себе на дачу, да еще и без охраны? Может, никогда. А отец уже не хочет убивать с шумом, ему теперь несчастный случай подавай.
Мы снова отправились на рынок.
Санька всю дорогу угнетенно молчал, а когда мы припарковались неподалеку от служебных ворот, с досадой выплеснул:
– Дожили! У меня такое ощущение, как будто мы рогами в стену уперлись!
Я молчал. Честно говоря, в чем-то я завидовал Виталику и Валере, но что-то не очень хотел оказаться на их месте и проливать чужую кровь за семейные интересы. Уж лучше болтаться в проруби у закрытых ворот, чем убивать. Солдат, как говорится, спит, а служба идет.
– Даже не знаю, как они смогли тормозуху слить. Или что там было?
– Спроси у них.
– Да я-то спрошу. Валера мне скажет.
– И по плечу похлопает, – с усмешкой заявил я.
– Нам тоже повезет, вот увидишь. А угарный газ – нормально, да? Или обычный?
– Ну, обычного газа там точно нет, – сказал я. – На даче камин или печка. Надо бы заглянуть туда ночью.
– Именно ночью, – подхватил Санька. – Прямо сегодня и рванем. А то расслабились мы с тобой, братец.
– Под лежачий камень вода не течет.
– Ну, это смотря с кем лежать. У тебя с Дуськой хорошо получалось. Может, мне с ней попробовать, вдруг понравится? Санька шутил, но я обеспокоился всерьез. Виталик сделал дело, отец им доволен, и Дульсинея сейчас на рынке. Что ему стоит увести ее в гостиницу, расположенную за охраняемыми воротами? Идти далеко не надо, затащил, обиходил и двинул обратно.
Я ревновал, даже готов был набить Виталику морду, но бежать на рынок не порывался. Как ни крути, а Дульсинея – женщина общего пользования, и с этим нужно смириться. А если поделить ее с Виталиком, то можно пользоваться через день.
Или же мне действительно нужно найти себе нормальную бабу, такую же знойную, как Дульсинея.
– Ладно, шучу, – сказал Санька, открывая дверь.
– Ты куда?
– Я быстро, пять минут. Ну, может, десять.
Санька ушел, а я взял на прицел юную блондинку в короткой клетчатой юбке. И смазливая, и фигурка хоть куда, ножки на загляденье. Но все не то.
Может, Дульсинея околдовала меня, приворот какой-то сделала? Или я действительно получил психологическую травму, когда пялился на нее тогда, шесть лет назад? Переспал бы с ней еще в те времена, да и забыл.
Я ушел в себя, вспоминал, как Виталик раздевал Дульсинею у меня на глазах и закрывался с ней в комнате, а когда очнулся, увидел вдруг Розочку. Он стоял возле машины, смотрел на меня одним глазом через лобовое стекло и щерился, обнажая выбоины в передних зубах.
Волосы всклокочены, под стеклянным глазом синяк, на носу царапина. Куртка на нем откуда-то со свалки. Бомж самый натуральный.
Я вышел из машины.
Розочка шагнул ко мне, но я толкнул его в грудь и заявил:
– Держись от меня подальше, скотина!
– А то что? – прошепелявил Розочка.
– Давай, проваливай отсюда!
Я с презрением смотрел на человека, который когда-то попробовал меня убить. Розочка тогда пытался вернуть себе авторитет. Только за одно это он был достоин уважения. А сейчас передо мной стояло опущенное человекообразное существо, у которого в жизни только одна радость – выпить да пожрать с помойки. Плевать ему на уважение людей, не станет он выяснять со мной отношения, спрашивать за старое. Глупо предупреждать его о последствиях такого шага.
– А ты чего такой борзый? Думаешь, если Сермягов, то все можно?
– Тебе денег дать? – спросил я, скривив губы.
– Купить меня хочешь? Так на это у тебя бабла не хватит. Это ведь ты во всем виноват, падла!
– Пошел на хрен! – Я огляделся по сторонам в поисках камня, которым можно было бы отпугнуть эту собаку.
– Это все из-за тебя! – провыл Розочка, сунул руку в карман, оттянутый чем-то тяжелым, и вынул из него самый настоящий «наган».
