– Дом продашь? – не без намека полюбопытствовал Виталик.
Ну да, живу в общем доме, как в своем собственном, и считаю, что по-другому и быть не может.
– Надо будет, продам! – отрезал я.
Отказываться от дома я не стал. Я же не капризная девочка, цену своим заслугам знаю. Хотел я убивать Шинкарева или нет, но сделал это. Теперь Виталик лопатой гребет деньги. Ему неважно, что они приходят со свалки. Он и на все остальное замахнулся, потому как остановить его некому.
– Да ладно вам собачиться, – сказал Санька. – Нашли из-за чего.
– Из-за чего? – спросил Виталик и сердито глянул на него.
– Да не дело это, чуть что, и сразу мочить, – буркнул Санька.
– Дело не в этом! Надо, чтобы нас боялись и уважали!
– Так нас ведь уже боятся.
Санька глянул на меня, но ничего не сказал. Тот же Кирицын больше боялся младшего брата, чем старших, но Виталику об этом лучше не говорить. Похоже, он ревновал меня к моей дурной славе, но совсем не прочь был воспользоваться этим обстоятельством в своих интересах.
– Закрыли тему, – сказал я.
– А вот это мне решать! – резко проговорил и надвинулся на меня Виталик.
Я мог бы подняться и уйти, но просто промолчал, как и положено подчиненному. Ведь Виталик теперь у нас старший. Я должен был его слушаться, иначе наступят бардак, анархия и, как итог, катастрофа. А я только начинал жить.
Глава 14
Бордюрные камни без трещин и сколов, гладкие, как будто полированные. Плитка такого же высокого качества. Может, потому на складском дворе так просторно. Там стояли несколько поддонов с плиткой, и та уже была продана. Если так и дальше пойдет, то городскую площадь перестилать нам будет нечем.
Впрочем, с тендером пока ничего не было ясно. Кирицын отозвал заявку. Мы оказались в приоритете, но решения все не было. А ведь уже август, осень на носу, а там и зима с горы съедет, снегом на голову.
Я был в администрации, говорил с начальником управления по благоустройству. Он обещал вот-вот, а воз и ныне там. Это Кирицын саботировал или же Виталик что-то мутил мне во вред. У него сейчас новая фишка появилась, вернее сказать, ожила хорошо забытая старая. Он хотел открыть подпольное казино с музыкой и девочками. Элитные проститутки сейчас в цене, если ему верить.
Надо будет с Трохиным говорить. Если он опять примется завтраками меня кормить, то я ноги ему повыдергиваю. В принципе, Виталик прав. По-хорошему люди никак не хотят понимать.
Я стоял на складском дворе, сжимал в руке блокнот с подсчетами. Прибыль у меня была не очень большая, можно даже сказать, маленькая. Хорошее качество продукции без правильной технологии не получить, а это удовольствие не из дешевых. Цемент требуется отменный, и загружать его нужно в полной мере, с песком тоже халтурить нельзя. А цену на товар особо не повысишь. Люди перестанут покупать.
Или можно поднять? Хорошее качество дешевым быть не должно.
В голове арифметика, вопросы и сомнения, но все же я не уходил в себя и заметил белый «Лексус», остановившийся у ворот. В душе дрогнула толстая струна, причем, как оказалось, не зря. Из машины вышла Дульсинея, вся в белом, блейзер притален, брюки внизу свободные, на бедрах в обтяжку.
Она изменилась за последний год, но скорее в лучшую сторону, чем наоборот. Красивая и еще больше сексуальная.
Дульсинея шла ко мне. Я смотрел на нее с замиранием, но с места не двигался. Если ей нужно, то пусть сама подгребает. Швартовы у ее шлюпки я не приму. Не заслужила она такой заботы.
Дуська хотела поздороваться со мной, но ее озадачил мой неприветливый вид. Улыбка не сошла с ее лица, но в голосе я слышал претензию.
– Ты на меня в обиде, – сказала она, остановившись чуть ли не впритирку со мной.
Аромат ее духов и тела налетел на меня теплым весенним ветром, от которого оживает природа и даже в самых засохших деревьях бурлят соки.
– Рад тебя видеть, – сухо сказал я.
– Не рад.
– Тебе видней.
– Я к тебе по делу. Ты вроде бы дом продавать хотел.
Я с откровенной иронией глянул на Дульсинею. Виталик не давал ей покоя, и потряхивал ее, и потрахивал. Он-то и мог ей сказать о нашем с ним недавнем разговоре, возможно, даже унизил меня в ее глазах, назвал малодушным или даже малахольным, себя, конечно же, превознести не забыл.
– Уже нет, – ответил я и обвел взглядом двор.
Товар уходит, прибыль капает. Совсем не обязательно продавать дом, и без того выкручусь. А если Дульсинея не уловит ход моей мысли, то и не надо.
– Жаль, – сказала она и вздохнула без особой печали.
– Ничем не могу помочь.
Я повернулся к цеху. Там шла работа. Этот процесс нуждался в моем присутствии. Некогда мне было лясы точить.
– Ты куда? – с неприкрытой обидой спросила Дульсинея.
– Новый дом строить. Как только, так сразу подъезжай. Я тогда старый тебе продам.
– При чем здесь дом? – с досадой спросила она.
– А что при чем? – Я снова повернулся к ней.
– Может, я просто соскучилась по тебе?
Она смотрела мне прямо в глаза, и я физически ощущал, как в меня втекает паточная тяжесть, насыщает кровь и твердеет в самом низу живота. Но я знал лекарство от соблазна. Как только Дульсинея исчезнет, я сразу исцелюсь.
– Уезжай, – спокойно, но твердо, без сомнений сказал я.
– Виталик меня простил. – Дульсинея зашла с козырей, которые мало что для меня значили.
– Я не Виталик.
– Может, ты его боишься? Так он ничего не узнает. – Дульсинея смотрела на свою машину, голос ее вибрировал от душевного напряжения.
Я сажусь к ней в машину, мы едем куда-нибудь на берег реки, и там она мне отдается. И плевать на все. Но это ей, а у меня, извините, принципы.
– Чего он не узнает?
– Ты что, не понимаешь? – спросила она, пронзительно, с обидой глянув на меня. – Я хочу чувствовать себя нормальной женщиной.
– Стань ею. Тогда и будешь чувствовать себя как надо.
– Нормальной женщиной я могу стать только с тобой! – сказала Дуська, изображая крик души. – С Виталиком я чувствую себя мазо, с Митей – садо.
– У тебя богатая внутренняя жизнь, – заявил я.
– Я с тобой серьезно.
Дульсинея всхлипнула, как будто собиралась заплакать, повернулась ко мне спиной и слабеющим шагом направилась к машине. Она ждала, что я ее остановлю. Нельзя ей было ехать отсюда с распахнутой настежь душой. Вдруг простудится? Дуська ее открыла, а я должен был закрыть. Где-нибудь в интимном уединении.
