Вагон оказался покрыт пылью и вязкой зеленой жидкостью. Едва мы вышли, дыра в борту закрылась – похоже, выросла новая дверь, – а затем транспортное средство, развернувшись, повисло под мостом, ниже платформы.
Думаю, мы сейчас увидели работу Композитора.
– Опять ты его упомянул, – пробормотал я. – Что это такое?
Машина, которую Предтечи использовали давным-давно, пытаясь спасти тех, кого затронула Искажающая болезнь. Мы считали, что от нее отказались.
– Ты говорил, что Композитор как-то связан с превращением Предтеч в смотрителей.
Это его другая функция. Композитор – очень мощное устройство, если это устройство. Некоторые полагали, что он сам создал себя, что это Предтеча, возможно, творец жизни, сохранившийся на последних стадиях Искажающей болезни.
Мне расхотелось слушать дальше. Я сосредоточился на реальном и вполне осязаемом окружении. Мы находились в обширном темном пространстве. Других вагонов не наблюдалось. Тот, что привез нас и этих ужасных пассажиров-невидимок, почти неслышно загудел, завибрировал и устремился к далекому бледному пятну дневного света – очевидно, туда, откуда он прибыл.
Райзер собрал нас вместе, словно пастух, даже привел обезьяну, которая смиренно реагировала на его толчки. Зеленоглазый смотритель вылетел вперед и описал круг вокруг нас.
– Пожалуйста, следуйте за мной. Здесь есть предметы первой необходимости и убежище.
– Что же мы ели внутри этой штуки? – шепнула Винневра мне на ухо, будто не желая обидеть машину.
– Не спрашивай, – сказал я, но почувствовал себя еще хуже.
– Они были Предтечами? – продолжала она, указывая на темную арку, через которую другие смотрители перемещали клетки.
– Думаю, да.
– Это Искажающая болезнь?
– Да.
– Мы ее тоже подхватили?
Я вздрогнул так, что клацнули зубы.
Мы восстановились достаточно, чтобы ходьба перестала причинять боль, однако путь по пещере казался бесконечным. Над нами бесшумно появлялись и исчезали расположенные на разной высоте архитектурные элементы: стены с балконами и окнами, длинные пролеты вышележащих мостов и подвесных дорог; все это медленно колебалось, как та анцилла в вагоне. Что бы ни представляло собой это место, оно мечтало о лучших временах.
Смотритель вел нас к большому квадратному отверстию, и внезапно, будто пройдя сквозь завесу, мы оказались на широкой пристани, освещаемой солнечными лучами. Перед нами лежал обширный серый водоем; покрытый пятнами, он простирался вдаль, к низким скалистым обрывам.
Возле пристани лежали, накренившись, крупные водные лодки, показавшиеся мне полузатопленными; памятуя о трюках Предтеч, нельзя было сказать этого наверняка. На берегу возле каждой были свалены крупные цилиндры.
На пристани лежало несколько обгорелых смотрителей, их глаза были темны: печальная картина запущения, к которому мы уже привыкли.
Зеленоглазый проводник поднялся до уровня моего лица и предложил нам подойти к краю пристани.
– Через некоторое время прибудет скоростной паром, – сообщил он. – Ждите его здесь. Если вы испытываете голод или жажду, вам будет предоставлено ограниченное количество еды и питья, однако не стоит задерживаться.
– Почему? – поинтересовался я.
– Еще идут бои.
Похоже, мы встретили еще одного правдивого смотрителя. Лучше узнать о ситуации на колесе, как она представляется зеленоглазому. А впрочем, мы, простые смертные, разве можем как-то на нее повлиять?
– Где они идут?
– Вокруг исследовательских станций.
– Дворец Боли! – Лицо Винневры исказилось от гнева.
Она подняла кулаки, будто хотела защититься от смотрителя или даже ударить его. Я дотронулся до ее плеча; она стряхнула мою руку, но все же позволила мне говорить. Лорд-адмирал едва слышно подсказывал вопросы, утоляя собственное любопытство и добавляя мне мудрости и опыта.
– Люди подвергались заражению? – спросил я.
– Поначалу нет. Затем прибыл Пленник.
– Когда это оружие было испытано на Чарум-Хаккоре?
– Да.
– Как Изначальный, Пленник, попал сюда? – спросил Райзер, без сомнения управляемый Юприн.
Зеленый глаз машины засветился ярче.
– Архитектор лично доставил его на установку.
– Изначальный находился под временны`м замкóм?
– Нет.
– Ему было позволено действовать самостоятельно?
– Сперва он не двигался. Вероятно, пребывал в спячке. Затем Архитектор покинул установку, оставив за себя своих исследователей. Они урезáли роль творцов жизни, пока наконец не изолировали их вместе с группой отобранных людей в небольших заповедниках.
– Но были и другие люди, не находившиеся под опекой творцов жизни?
– Верно. Много людей.
– И ученые Архитектора продолжали опыты по их инфицированию?
– Да.
– Они добились успеха?
– В конце концов добились, но лишь с несколькими людьми. Исследователи также пытались получить доступ к информации, записанной в человеческие гены лично Библиотекарем.
Я уставился на свой пупок. Во мне бушевал водоворот печальных противоречивых эмоций, и вдруг я сообразил, что этой сумятицей обязан лорду-адмиралу.
– Как они получили этот доступ? Задавая вопросы?
– Извлекая записи и сохраняя их в другом месте.
Спроси про Композитор!
– Что такое Композитор?
– Этот термин отсутствует в памяти, – ответил смотритель.
– А мне кажется, что ты знаешь. Что такое Композитор?
– Возможно, это архаизм. Термин отсутствует в памяти.
– Хочешь сказать, Композитор больше не применяется для превращения живых существ в машины?
На этот раз ответа не последовало.
Я расслышал слабое жужжание. Белая точка рассекала водоем вдоль далекого обрыва, выполняя широкий разворот и направляясь к нам. Должно быть, обещанный паром.
Мысли смешались.
– Ты отправишься с нами?
– Нет, – сказал смотритель. – Это моя станция. На меня возложены обязанности по уходу за ней.
– Там, куда мы попадем, будут другие смотрители? Другие анциллы?
– Да. Три минуты до прибытия парома.
– Эта война… Творцы жизни взбунтовались против строителей?
– Да.
Проклятое умалчивание!
– Почему?
– У Пленника был долгий разговор с анциллой, которая управляла установкой. Она отключила щиты и нарушила меры безопасности в центрах исследования Потопа, заразив строителей и многих творцов жизни. Затем переместила установку к столичной системе, где нас атаковали флотилии Предтеч, вынудив совершить новый маневр, но не прежде, чем основное оружие было использовано против столицы. – Голос убавился в громкости и высоте, как будто машина выражала грусть.
