– Это понятно, – произнесла девочка. – Я не глупая. Там, – чопорно продолжила она, проследив взглядом за моим пальцем, – центр кольца, а это другая сторона. Звезды здесь и здесь. – Она указала на обе стороны арочного моста. – Небо в кольце как вода в желобе.
Какое-то время мы размышляли над этим.
– Ты знаешь мое имя. А свое назовешь?
– Винневра – мое заимствованное имя. Можешь его использовать. Так звали мою мать, когда я была маленькой.
– Винневра? Ладно. А когда ты скажешь свое личное имя?
Девочка отвела взгляд и нахмурилась. Лучше не спрашивать.
Я думал о кольце, о тенях, о том, что случается, когда голубое солнце скрывается за Ореолом и по обеим сторонам моста возникает яркое свечение. Все это я видел и даже начал понимать. В древних знаниях, медленно и осторожно собирающихся воедино, это явление называется солнечной короной; она состоит из ионизированных частиц, летящих с ближайшей звезды.
– Есть ли там реки, родники, другие источники воды?
– Откуда мне знать? – сказала она. – Это место ненастоящее, хотя оно и создано для содержания животных и нас. Зачем Предтечам оставлять сочных скорпионов? Значит, есть еще вода.
Впечатляет!
– Давай пройдемся, – предложил я.
– И оставим скорпионов несъеденными?
Девочка наловила еще ползающих тварей. Я оставил свою долю ей и обошел каменную груду, изучая равнину, оканчивающуюся ближайшей стеной.
– Будь у меня броня Предтеч, знал бы любой язык, – произнес я. – Синяя леди объяснила бы все, о чем бы я ни спросил.
– Боги дразнят твои уши, пока ты спишь, если ты болтаешь сам с собой, – произнесла Винневра, подкравшись сзади.
Она вытерла скорпионий сок с губ и уколола меня последним дергающимся хвостом.
– Ай! Осторожно! – воскликнул я, отшатнувшись.
Винневра отбросила хвост, добавив:
– Они как пчелиные жала. И да – это значит, что здесь есть пчелы, а может, и мед.
Девочка пошла вперед по песку, грязи и траве, выглядевшими вполне реально. Я знал, что это не так, поскольку Предтечи сделали кольцо своеобразным загоном для содержания животных вроде нас. И оно окаймляло небо – неподвижную реку воздуха. Я думал, что это унизительно, но мое лицо выражало скорее злость, чем унижение или презрение.
– Не хмурься, – сказала Винневра. – Будь милым. А то заберу свое имя и зашью тебе губы стрекозьей ниткой.
Я предположил, что начал ей нравиться. На Эрде-Тайрине она уже была бы замужем, с кучей детей, или прислуживала бы Создательнице в храме, как мои сестры.
– Знаешь, почему небо голубое? – спросил я, шагая рядом.
– Не-а.
Я попытался объяснить. Она без труда притворилась, будто ей неинтересно. Мы болтали о всяком, но я не помню бóльшую часть разговора, так что, наверное, он был неважным. Но достаточно приятным.
Я не мог не заметить, что угол, под которым падают лучи солнца, немного изменился. Ореол вращался с легким колебанием. Как называется, когда обруч…
Прецессия. Как у волчка.
Старые знания бурно зашевелились. В голове будто кто-то прыгал от восторга, наблюдая и думая. Я увидел диаграммы, ощутил поток чисел в мыслях, почувствовал, как обруч, Ореол, вращается по более чем одной оси… Что это за древнее воспоминание, я не знал, но отчетливо понимал: по законам физики Ореол не может прецессировать слишком быстро. Должно быть, он замедляется, словно катящийся обруч… А с замедлением появляются и колебания. От этой мысли стало не по себе. Вновь показалось, что все подо мной движется, – тошнотворное ощущение, но пока ненастоящее. И все же дурнота заставила меня опуститься на корточки, потом сесть.
Я не понял ничего из этих сведений. Меня вновь преследовал мертвец. Кто-то умер, чтобы это знание осталось внутри моей головы, и я ненавидел его – превосходящего меня и понимающего намного больше. Мерзко было чувствовать себя слабым, глупым и больным.
– Мне нужно внутрь, – произнес я. – Пожалуйста.
Винневра отвела меня в хижину, подальше от сумасшедшего неба. Кроме нас, там не было никого. Я перестал быть объектом любопытства.
Я уселся на край платформы из высушенного глиняного кирпича. Девочка пристроилась рядом и наклонилась вперед:
– Ты здесь уже пять дней. Я присматривала за тобой, пыталась понять, выживешь или умрешь… Давала воду и заставляла есть. – Она вытянула руки, встряхнула ими и зевнула. – Я устала.
– Спасибо, – сказал я.
Винневра словно пыталась на что-то решиться. Воспитание и некоторая застенчивость не позволяли ей просто смотреть на меня.
– Ты жил внутри… на Эрде-Тайрине?
– Нет. Там тоже есть небо, земля, солнце… грязь, трава, деревья. Но не такие, как здесь.
– Знаю. Нам тут не нравится, и не только потому, что нас забирают.
Вероломные Предтечи…
Я покачал головой, чтобы избавиться от этого странного мощного голоса. Но разумность того, что он изрекал, и сам факт его существования обретали своего рода смысл. Нам говорили – и я чувствовал в этом правду, – что Создательница сделала нас миниатюрными живыми архивами, коллекцией знаний воинов-людей.
Вспомнилось, как Звездорожденного преследовал призрак живого Дидакта еще до нашего расставания. Во всех нас и даже в нем были глубоко заложены гейсы Создательницы.
Пусть случившееся выглядит так, будто я выпал из чьего-то кармана, но я вполне могу находиться под властью Архитектора. Если мы с Райзером ценны, разумно предположить, что Архитектор перенес нас на одно из своих гигантских орудий, чтобы позднее вернуться и закончить начатое, покопавшись в наших мозгах.
Но Райзера тут нет. Как, разумеется, и Звездорожденного.
В голове зародилась ужасная догадка, и, пока я смотрел на девочку, мое лицо, должно быть, переменилось, поскольку она нежно погладила меня по щеке.
– Маленький приятель был со мной, когда я попал сюда? – спросил я. – Чамануш? Вы похоронили его?
– Нет. Только ты и Предтечи.
– Предтечи?
Она кивнула.
– В огненную ночь вы падали с небес, как угасающие факелы. Ты приземлился здесь и выжил, они – нет. Мы вытащили тебя из сломанного сосуда и занесли внутрь. Ты был одет в это. – Она указала на свернутую броню, лежащую у стены.
– Своего рода капсула, – сказал я, но для Винневры это слово мало что значило.
Может, меня просто выбросили. Может, я никакой ценности и не представляю. С людьми здесь обращаются как со скотом, а не как с ценным ресурсом. Все неясно. Что мы можем сделать? Мое замешательство сменилось лютым гневом. Я возненавидел Предтеч сильнее, чем при виде разрушения Чарум-Хаккора…
