— Дело в том, — прервал его Страун, — что пуля, найденная в
теле, сильно повреждена. С одной стороны она почти полностью расплющена, а
другая была слегка деформирована, когда пулю извлекали из головы жертвы.
— Вы хотите сказать, что она не может быть идентифицирована?
— спросил судья.
— Видите ли, я… Могу ли я задать еще несколько вопросов
сержанту? Надеюсь, после этого ситуация несколько прояснится.
— Задайте.
— Я признаю, что, по-видимому, поторопился предложить в
качестве вещественного доказательства револьвер, но думаю, что мне позволено
будет предложить вниманию суда еще два-три свидетельства, настолько очевидных,
что они, по-моему, не нуждаются в специальных доказательствах. Сержант Голкомб,
скажите, принесли ли вы с собой наволочку, которая закрывала голову покойного?
— Да, сэр, принес.
Сержант Голкомб открыл портфель и достал из него наволочку,
в нескольких местах испачканную пятнами засохшей крови.
— Ответьте, пожалуйста, сержант Голкомб, нашли ли вы на этой
наволочке какую-нибудь метку?
— Да, сэр.
— Вы выяснили, кому принадлежит эта метка?
— Да, сэр.
— Вы нашли какое-либо другое белье, помеченное так же?
— Да, сэр.
— Где?
— В «Горной Короне», в бельевой.
— Вы осмотрели кровать обвиняемой?
— Осмотрел, сэр.
— Когда?
— Почти сразу после того, как приехал в ресторан.
— Что вы обнаружили?
— На кровати было две подушки. Одна в наволочке, другая —
без.
— Скажите, пожалуйста, когда была надета наволочка на голову
покойного, до или после смерти?
— Она была надета после смерти.
— Одну минуту, — произнес судья Киппен, — это собственное
предположение свидетеля, а не изложение фактов, и защита…
— Защита не возражает, ваша честь, — вмешался Мейсон, — мы
согласны выслушивать любые выводы обвинения, если только они не искажают факты.
— Вы согласны? — изумленно переспросил судья. Подавшись
вперед и недоверчиво глядя на Мейсона.
Страун произнес:
— Вы хотите сказать, что допускаете эту возможность? Вы
думаете, что наволочка могла быть надета после смерти?
— Я считаю допустимым ваш вопрос, вот и все, — пожал плечами
Мейсон, — вы можете делать любые умозаключения. Я просто заявил суду, что не
собираюсь опротестовывать выводы, которые делаются в строгом соответствии с
фактами.
Страун, все так же удивленно глядя на Мейсона, вновь
откинулся на спинку кресла.
— Продолжайте, — бросил судья, — отвечайте на вопрос.
— Ну так вот. На наволочке была дыра. Это не отверстие,
пробитое пулей. Вокруг нет никаких следов пороха. В то же время на голове
убитого прекрасно заметны несколько пороховых пятен. Мы проверили: чтобы
получить такие пятна, револьвер нужно держать примерно в двадцати дюймах от
цели.
— Какой револьвер вы использовали, проводя этот эксперимент?
— Как какой? Вот этот самый.
— Другими словами, — произнес судья Киппен, — вы исходите из
того, что преступление было совершено именно этим оружием?
— В этом нет никаких сомнений, ваша честь, — проговорил
Страун, — лишь в результате досадного недоразумения пуля, найденная в голове
жертвы, не может быть идентифицирована так же легко, как и остальные.
Однако если мне позволят продолжить допрос, я надеюсь
доказать суду бесспорность моего утверждения.
— Продолжайте, — разрешил судья.
— Итак, вы утверждаете, что наволочка была надета после
смерти, не так ли, сержант?
— Да, именно так.
— Об этом вам говорит отсутствие на наволочке пороховых
пятен?
— Да. К тому же отверстие не похоже на пулевое.
— У вас есть другие доказательства?
— Да.
— Какие?
— Когда наволочку надевали, преступнику пришлось слегка
повернуть ее — он старался, чтобы прорези пришлись как раз напротив глаз.
Другими словами, сначала она оделась немного криво, и ему пришлось ее поправлять.
Таким образом, на внутренней стороне наволочки осталось пятно — словно
изогнутая кровавая дорожка. Это единственный способ объяснить происхождение
пятна. Взгляните сами, его очень хорошо видно.
— Покажите мне наволочку, — попросил судья. Вывернув ее наизнанку
и тщательно рассмотрев, он кивнул.
— Несмотря на то, что свидетель излагает лишь свои
собственные выводы, сделанные на основе фактов, сами факты налицо, и похоже,
что заключения свидетеля могут быть признаны бесспорными.
— Не имею ничего против, ваша честь, — весело проговорил
Мейсон.
— Это невозможно! — не выдержал Страун. — Если вы допускаете
это положение, то о какой защите может идти речь!
— Тихо, тихо, господа, — произнес судья, — не стоит
горячиться. Ситуация действительно не простая. Один из важнейших вопросов,
который, как представляется, должен был в первую очередь заинтересовать защиту,
не привлек никакого внимания мистера Мейсона. С другой стороны, совершенно
незначительная проблема показалась адвокату достойной самого пристального рассмотрения.
— Я всего-навсего настаиваю на том, что у моей клиентки есть
права, которые должны быть соблюдены.
— Да-да, понимаю, — проговорил судья, — однако вы сами пока
ничего не сказали нам по поводу этого револьвера. Вы действительно считаете,
что выстрел был произведен не из него?
— В данный момент мне не хотелось бы высказывать свое мнение
на этот счет, ваша честь.
— Не беспокойтесь, — торжествующе взглянув на Мейсона,
произнес Страун, — у нас есть доказательства. Сержант, — он вновь повернулся к
Голкомбу, — в револьвере, о котором идет речь, не хватает двух патронов?
— Совершенно верно, сэр.
— В заключении полиции сказано, что одна пуля попала в
голову Стивена Меррила. Что вы можете сказать о другой?
— Она попала в деревянный столб, расположенный на краю
довольно глубокой канавы.
— Не могли бы вы описать место, в котором она была найдена?
— Да, сэр. У меня с собой фотография. Ее сделали на
следующий день, когда стало посветлее. Видите, на столбе довольно глубокая
дыра. Пулю мы вытащили — она в превосходном состоянии. Я не специалист, но я
присутствовал на экспертизе и могу вам сказать…
