Парень похлопывает здоровой рукой по столу, медленно аплодируя.
— Это… было нечто.
— Осталось всего восемь минут, поторапливайся с выбором, — напоминаю я.
Но он не сводит с меня глаз.
— Вот и выбери за меня.
— Ты уверен? — Я беру сборник и пролистываю в самый конец, куда добавляют новые песни. — Смотри не пожалей об этом.
У нас не так уж много американских песен, зато корейских хватает на целых две страницы. Я веселюсь, вслух зачитывая колонку с исполнителями:
— ХОХО
[8]? Что за странное название?
Мой соперник хмурится.
— Семь минут.
Но тут столько всего можно выбрать! Я чуть не смеюсь от такой власти.
— Тебе больше нравятся песни на английском или на корейском?
— Мне без разницы.
— Я имею в виду, мы же в норэбане
[9], так что можешь спеть на корейском. Просто я их почти не знаю.
— Серьезно? Что, даже гимн?
Язвительный ответ уже готов сорваться с языка, когда я запинаюсь, вспомнив кое-что.
— Есть одна песня…
— Как называется?
— Не знаю, — сетую я, вместо этого пытаясь напеть мелодию по памяти, но прошло уже слишком много времени с тех пор, как я ее слышала. Я качаю головой, жалея, что вообще об этом заговорила. — Извини.
— «Gohae».
— Что? — Я удивленно моргаю.
— «Признание». Это название песни, она очень известная.
Я смотрю на него во все глаза. Сложно поверить, что он не просто знает эту песню, но еще и угадал всего с пары нот.
— У моего папы она была любимой, — зачем-то поясняю я.
— У меня так же, — откликается он.
Я хмурюсь.
— Тебе нравилась эта песня?
— Нет, ее очень любил отец.
Мы вдруг замолкаем, заметив, что оба говорим о своих отцах так, словно их больше нет.
Он тянется за пультом, меняет язык в программе на хангыль
[10] и парой уверенных нажатий быстро вбивает в строку выбора нужные цифры.
Когда начинает играть музыка, у меня внутри все замирает. Это та самая песня. Я сразу узнаю и мелодию, и особый звук синтезатора. Тогда парень начинает петь — а я забываю как дышать.
Раньше я никогда не обращала внимания на слова этой песни, но теперь они окутывают меня, словно шелк, и рассказывают о смелости любить, даже если приходится бороться против целого мира.
Голос парня далек от идеала, он грубоват и иногда фальшивит, но в каждой фразе, в каждом слове звучат неприкрытые, беззащитные чувства.
На меня накатывает воспоминание о том, как пять лет назад я сидела, скрестив ноги, на больничной койке отца.
Мы играли в карты, разложив их на одеяле, и откуда-то слышалась та самая песня. Нам было так весело, что мы смеялись до слез, и я подумала: «Как же я рада. Вот бы это счастье никогда не кончалось, и так было бы всегда!»
Но ничто не длится вечно.
На экране высвечивается счет: 86 очков.
Таймер показывает, что время вышло. Парень поднимается на ноги, поправляя гипс на руке, и я непроизвольно встаю следом.
— Спасибо тебе, — неуверенно говорит он, а затем кланяется. Я отвечаю тем же — наверно, выглядит странно, но почему-то мне так не кажется.
Я хочу сказать ему, что это он должен был выиграть, и любое жюри поставило бы ему гораздо более высокий балл, чем мне. Ведь настоящий музыкант не просто исполняет песню, а заставляет слушателей испытывать самые разные чувства. Мое сердце сильно сжимается от воспоминаний, которые всколыхнуло его пение, и я ясно вижу в этом парне ту самую искру. Очень хочется спросить, в чем источник его огня и как мне отыскать свой.
Но я лишь молчу. А он тихо выходит из зала, прикрыв за собой дверь.
Глава третья
В фойе я натыкаюсь на Боми — она как раз стягивает через голову свитер с логотипом университета.
— Привет, Дженни, — здоровается она, заметив меня, и начинает запихивать вещи под барную стойку. — Ты домой? Тогда держись подальше от Олимпийского бульвара и Норманди-авеню: там идет какой-то корейский фестиваль и все перекрыто.
Дядя Джей отдергивает занавеску, закрывающую вход в кухню. В руках у него поднос с тарелками, полными жареного риса с кимчи и яйцом.
Боми старательно прячет взгляд, укладывая свою сумку на место моей.
— Босс, — говорит она, передавая мои вещи через стойку, — можно, я уйду пораньше в воскресенье? Мне нужно готовиться к экзамену по экономике.
— Да, конечно, я вообще само понимание. — Дядя Джей бросает взгляд на меня: — Не забудь забрать из холодильника остатки еды.
— Это не остатки, а панчхан
[11], — поправляю я.
— Эх, — вздыхает Боми, — мне бы кто оставил гарнир. А так приходится готовить рамен
[12] в рисоварке.
Мы с дядей синхронно одариваем ее недоуменным взглядом.
— А почему нельзя воспользоваться плитой? — спрашиваю я.
— Я предпочитаю не выходить из комнаты, если есть возможность. — Боми пожимает плечами.
Дядя Джей вручает ей поднос.
— Я рад, что ты почтила нас своим присутствием на работе!
Я с улыбкой качаю головой и наклоняюсь, чтобы забрать панчхан миссис Ким из холодильника. Выпрямившись, я прижимаю пакет с контейнером к груди. Наверное, сейчас лучший момент, чтобы уйти, но я задерживаюсь за барной стойкой. Боми переключает плейлист на инди-рок — ее любимый жанр кей-попа, — прежде чем унести поднос с жареным рисом и кимчи в зал. За одним из столиков в фойе четверка студентов чокается стаканами, празднуя выходные.
Грудь сдавливает от беспокойства: а вдруг дяде Джею и Боми нужна помощь? Мне не обязательно уходить. Завтра надо будет рано встать, чтобы успеть на урок виолончели, но, может, я могу остаться?
— Дженни, ты еще здесь? Если не поторопишься, пропустишь свой автобус. — На сей раз дядя Джей появляется рядом, держа поднос с половинками арбуза, из которых выскоблили мякоть и заполнили смесью арбуза, соджу и лаймовой газировки. Выйдя из-за барной стойки, он бросает через плечо: — Напиши мне, когда доберешься домой!
