— Э-э-э, — выдаю я, не находя других слов. Я в жизни бы не подумала, что окажусь в ситуации, когда мама моего парня-айдола попросит переночевать у них сразу после моего первого свидания, да еще когда мы с ней только сегодня встретились. — Хорошо.
— Отлично! Ты предупредишь свою маму?
— Я живу в общежитии, так что напишу соседке.
Я открываю телефон и печатаю сообщение Сори: «Я останусь у Джеву на ночь. Можешь прикрыть меня?» Заведующий общежитием проверяет комнаты около десяти вечера, но Сори может притвориться, что я уже сплю.
«Конечно, — мгновенно приходит ее ответ. И тут же: — ДАВАЙ, ПОДРУГА!»
Я быстро вскидываю взгляд, но Джеву с семьей вернулись к телевизору и смотрят, как пингвины падают, а потом снова поднимаются.
«Его мама не хочет, чтобы он водил машину в дождь, — стремительно пишу я. — И у него такая милая семья???»
«Я жду подробного рассказа, когда ты вернешься», — откликается Сори, на что я отправляю ей смайлик со ртом, застегнутым на молнию.
После передачи мама Джеву заглядывает к себе в комнату и приносит одно из этих длинных и, по-моему, совершенно неприглядных, но удобных платьев, которые я видела на корейских женщинах в возрасте. Для завершения картины оно аляповато разукрашено цветами. Когда я его надеваю, Джури хихикает.
Джеву с каменным лицом припечатывает:
— Красотка.
Весь оставшийся до сна час мы играем в «Марио», а ближе к одиннадцати расходимся по разным комнатам: Джеву в свою, а я — к Джури.
— Спасибо, что поделилась комнатой, — благодарю я, забираясь в постель следом за ней (для чего пришлось подвинуть пару мягких игрушек).
— Я с радостью. Ты же мне как будущая невестка, верно? — хихикает Джури, затем отворачивается к стенке и сразу начинает посапывать.
Завидую я ее безмятежному сну.
Из-за того, что события прошедшего дня продолжают гудеть в голове, мне заснуть не удается еще долго.
Стоит мне наконец задремать, как я резко подскакиваю, просыпаясь, когда за окном гремит гром. Часы на прикроватной тумбочке Джури показывают три утра.
Осторожно, чтобы не потревожить Джури, я выскальзываю из кровати и иду на кухню. Выпив стакан воды, я подхожу к балкону в гостиной. Дверь оказывается не заперта, поэтому я тихонько отодвигаю ее и выхожу наружу. Пол здесь обрамляют небольшие растения в горшках, а у стены стоит сложенная сушилка для белья. Балкон застеклен, поэтому дробь капель по окнам звучит, словно музыка.
— Не спится? — Джеву тоже выходит на балкон, задвигая за собой дверь.
— Угу. — Я отворачиваюсь обратно к окну. Сквозь дождь мне виден город: в тумане светятся несколько огоньков, как искры жизни среди дымчато-синей тьмы. А позади всех зданий, словно прекрасный занавес, протянулись цепью горы, которым будто нет конца и края.
— Корея такая красивая, — говорю я.
— Угу, — тихо соглашается Джеву.
— Я буду скучать по ней.
— Ты еще вернешься.
Между нами повисают невысказанные слова. Что я уеду. Что время, которое мы можем провести вместе, ограничено.
— Дженни… — начинает он.
— Пойдем внутрь, — перебиваю я. Однажды нам придется об этом поговорить, но только не сегодня. — Пока мы не разбудили твою маму с сестрой.
Он колеблется, словно хочет сказать что-то еще, но в конце концов сдается.
— Хорошо.
Мы возвращаемся в квартиру, не проронив больше ни слова, и, несмотря на это, вместе идем в комнату Джеву.
Я забираюсь к нему в кровать, и он обнимает меня.
Мы ничего не делаем, отчего я чувствую разочарование и облегчение одновременно. Наверно, я сама не заметила, как задремала, потому что всего через час или около того Джеву мягко будит меня.
— Дженни. — Он целует меня в шею под ухом.
Я просыпаюсь и, пошатываясь, возвращаюсь в комнату Джури. Улегшись в теплую кровать, я засыпаю, как раз когда в комнату проникает лучик солнца, выглянувшего после дождя.
Глава тридцать третья
На следующее утро мы с Джеву идем в торговый центр, как только он открывается, собираясь купить мне носки, кроссовки и кофту, которую можно надеть поверх платья. Вообще-то, свитера мы выбираем парные, с умильными мультяшными персонажами, и я знаю, что Ги Тэк и Сори задразнят меня за такое, но это не важно: по-моему, мы выглядим очаровательно.
Так как сегодня воскресенье, вместо общежития Джеву отвозит меня в клинику, чтобы я зашла к хальмони, а сам он — на психотерапию.
Заглянув к бабушке в палату, я с удивлением вижу возле ее кровати маму. Я и забыла, что она должна была прийти сегодня, но после такого великолепного вечера и утра с семьей Джеву я только рада провести больше времени со своей.
— Омма, — говорит мама, когда я подхожу к кровати, и хальмони смотрит на меня извиняющимся взглядом. Похоже, я их прервала. Мама вообще не обращает на меня никакого внимания. — Хватит упрямиться. Доктор рассказал, что операцию могли провести еще неделю назад, но ты отказалась.
— Неделю назад тебя тут не было, — дуется бабушка.
— Но сейчас-то я здесь. Можем договориться провести ее сразу на следующей неделе.
— Зачем? — отзывается хальмони. — Вы будете здесь еще три месяца. Зачем спешить?
— Тебе понадобится время на восстановление, — возражает мама. — И… — вздыхает она, сжимая ладонями виски, — она всегда так делает, когда ей трудно. — Мне нужно возвращаться к своей жизни, а Дженни — к своей. Я подумала, если ты пройдешь операцию раньше, мы могли бы вернуться в Лос-Анджелес уже к концу июня.
Сердце уходит в пятки. Мне даже в голову не приходило, что мы можем уехать раньше.
— У меня презентация в конце июня, — напоминаю я.
— Я могу пройти операцию после этого, — быстро добавляет бабушка. — Если ее сделать сейчас, я буду не в состоянии посмотреть выступление Дженни.
Мы обе, затаив дыхание, ожидаем маминого решения, пока она раздумывает над нашими словами.
— Хорошо, — говорит она, и у меня вырывается вздох облегчения. — Ты посмотришь на выступление Дженни, и мы улетим, когда ты восстановишься, как и планировали.
Пока мама проверяет сообщение в телефоне, мы с бабушкой обмениваемся заговорщическими взглядами. Конечно, нам приятно побыть вместе, но я знаю и то, что она хочет подольше видеться с дочерью. А я — провести как можно больше времени с Джеву и своими друзьями.
Остаток утра проходит вполне приятно, хотя мама почти все время отвечает на сообщения. Она немного рассказывает мне о деле, над которым работает, и оно выглядит безумно сложным. Меня прямо распирает от гордости за ее усердный труд.
