Я поспешно строчу сообщение Натаниэлю, с которым не общалась с той ночи, когда мы порвали с Джеву: «Я на Мэдисон Сквер Гарден. Ты мог бы как-нибудь помочь мне попасть внутрь?»
Пусть до начала и остается целых двадцать минут, перед стадионом растянулась длинная очередь, которая еле-еле продвигается, пока служащие проверяют билеты, а охрана — сумки.
Без билета мне ни за что не пробраться внутрь.
Только я беру телефон, собираясь позвонить Натаниэлю, как тот моментально разряжается: за ночь в поездке я так устала, что забыла его зарядить.
Остается примерно пятнадцать минут, но, если этот концерт хоть сколько-то похож на выступление «95М», на котором я была в Сеуле, то вовремя они не начнут.
Я обхожу здание кругом в поисках хоть какого-нибудь решения.
Вот оно! Отгороженное сбоку пространство всего с одним охранником, а за канатом можно разглядеть отдельный вход для персонала.
Я тороплюсь туда.
Охранник, здоровяк-мексиканец, встречает меня подозрительным взглядом.
— Очередь на вход находится с другой стороны здания.
— Мне нужно увидеться с ХОХО.
— Ага, как и еще двадцати тысячам других.
— Нет, я имею в виду, что знакома с ними. Я их одноклассница.
— Ну конечно.
— Это правда, спросите их менеджера, Нам Джи Сока.
— Отличная попытка. А теперь будь добра отойти назад…
Нет, все не может закончиться тем, что меня прогонит охранник. Мой взгляд перескакивает ему за спину.
Я не могу сдаться сейчас. Мне нужно встретиться с Джеву и сказать ему, что мне жаль, я была неправа, я испугалась и…
— Дженни?
Кто-то идет к нам от одного из знакомых черных фургонов позади охранника. Но, стоит мне воодушевиться, как сердце тут же падает.
Это Сун.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он.
Сун уже готов к выходу на сцену: он одет в сверкающий синий пиджак, который, наверно, стоит миллион долларов, а его волосы элегантно ниспадают ему на плечи. Он совершенно прекрасен, а еще это последний человек, которого я хотела бы сейчас видеть.
— Я пришла увидеться с Джеву.
— А, — закусывает губу он, задумавшись.
— Я знаю, что не нравлюсь тебе, — вырывается у меня, на что Сун только поднимает одну красиво причесанную бровь. — Ты считаешь, что я буду только отвлекать Джеву, и его карьера пострадает, если он будет со мной. Но я думаю, что ты все-таки ошибаешься. Джеву не может не заботиться о людях — он слишком добросердечен для этого, — но обо мне заботиться не надо. Потому что, по правде говоря, он мне не нужен. У меня есть своя, отдельная жизнь. Но я все равно хочу быть с Джеву. Хочу делить с ним несчастья не меньше, чем счастливые моменты. Хотя, надеюсь, несчастья обойдут его стороной, потому что мне физически больно, когда ему плохо, понимаешь?
— Понимаю.
Его ответ кажется мне настолько неожиданным, что я резко закрываю рот.
Сун оборачивается к охраннику, который все это время наблюдал за нами с растерянным выражением лица. Если он не знает корейского, то понятия не имеет, что я только что сказала.
— Извините, сэр. — Сун показывает карточку на шнурке, который обернул вокруг запястья, и продолжает на ломаном английском: — Я один из артистов. Она, — показывает он на меня, — ВИП.
За моей спиной раздается пронзительный крик:
— Сун-оппа!
Его заметили. Вскоре к первому вскрику добавляются другие, и земля буквально дрожит от топота множества ног.
— Черт! — Охранник тянется к рации, чтобы вызвать подкрепление. — Заберите ее внутрь. Быстрее.
Я перелезаю через веревку и следую за Суном ко входу. Крики «Сун-оппа!» раздаются все громче, но обрываются, стоит двери закрыться за нами.
— Спасибо, — благодарю я, пытаясь отдышаться. Идти было недалеко, но сердце все еще колотится от адреналина. — Я… не ожидала, что ты станешь мне помогать.
— Я и не помогаю, — абсолютно спокойно заверяет меня Сун. — Я просто решил не мешать.
— Это и есть помощь.
Он пожимает плечами и, развернувшись, идет дальше по коридору. Я спешу за ним. Мы проходим мимо нескольких служащих, которые кланяются ему и желают удачного концерта, а меня провожают любопытными взглядами.
— У нас с тобой разные взгляды на то, что будет лучше для Джеву, — поясняет Сун, проверяя, нет ли кого в коридоре, и переводит взгляд на меня. — Но это его жизнь. Он и должен решать, что для него лучше, как считаешь?
— Тебе никто не говорил, какой ты мудрый?
Он усмехается, отбросив волосы за спину, и уходит, бросив через плечо:
— Потому меня и называют лидером ХОХО.
Я быстро шагаю по коридору. Не знаю, сколько у меня остается времени, но Джеву где-то рядом, мне просто надо его найти.
— Эй, остановись! — кричит еще один охранник, но этот уже из команды ХОХО, потому что он говорит на корейском. — У тебя есть разрешение здесь находиться?
Вот черт! Я ведь уже так близко. В конце коридор сворачивает — может, лучше побежать?
— Не обращайте на нее внимания, — вмешивается другой голос, который я сразу узнаю. — Она здесь работает.
Я оборачиваюсь через плечо.
Йонмин втягивает охранника в дружескую беседу. Сегодня его волосы выкрашены в ярко-красный, и он одет во все черное с украшениями в виде цепочек. Перехватив мой взгляд поверх плеча служащего, он заговорщицки подмигивает.
Ухватившись за эту возможность, я бегу дальше по коридору, заворачиваю за угол и врезаюсь прямо в Натаниэля.
— Ого, Дженни, вот так сюрприз. — На Натаниэле пиджак с узором из турецких огурцов
[61] и свободные штаны. С нашей последней встречи он успел осветлить волосы до белоснежных, и теперь они резко контрастируют с его темными глазами. — Что ты здесь делаешь? Мы, вроде бы, не в Лос-Анджелесе.
— Я проходила прослушивания на программы по изучению игры на виолончели в нескольких университетах Нью-Йорка.
— Здорово. И как оно?
— Меня приняли в тот, в который я хотела больше всего.
— Поздравляю! — Он подставляет ладонь, чтобы отбить пять, и я машинально поднимаю свою.
— Подожди! — Я сдвигаю брови. — Я тут не ради пустой болтовни. Где Джеву?
Натаниэля хмурится.
— Я не знаю.
— В каком смысле? У вас разве не должен вот-вот начаться концерт?
