Мы переключаемся на формат «вопросы и ответы», отчего Румяный приходит в еще большее замешательство и начинает изъясняться настолько пространно, что вскоре все вокруг уже нетерпеливо переглядываются и откровенно зевают. У меня есть компания коллег-приятелей, с которыми мы обычно встречаемся на ланче в нашей унылой столовке. Сейчас мы перемигиваемся с выражением «Что за байда?», а самые отвязные перебрались на задние ряды и оттуда корчат идиотские физиономии. Я замечаю, что на маркерной доске кто-то нарисовал кролика Багза Банни, но решаю, что в протоколе это можно не отражать.
Ясно, что на ланч нас сегодня не отпустят, потому что другая личная помощница организовала доставку сэндвичей и маффинов. В бункере нет ни окон, ни вентиляции, и очень скоро становится душно, поэтому есть никому не хочется. У меня уже случился один полномасштабный прилив и, судя по ощущениям, другой на подходе. Рубашка прилипает к спине. К твоему сведению, Вив, у рептилий сухая кожа.
Объявляют короткий перерыв, во время которого все сбиваются в стайки и признаются, что ни хрена не понимают. Затем все начинается по новой, опять возникает Румяный и столько раз повторяет «в таком соотношении» и «на основании нижеизложенного», что у меня улетучиваются жалкие крохи эстрогенов.
Но это еще не все. Когда он замолкает, чтобы выпить воды, я с ужасом понимаю, что кожа теряет остатки эластина. Я физически ощущаю, как лицо обезвоживается, и начинаю подозревать, что выйду отсюда сушеным фиником. А затем, боже правый, происходит еще кое-что, но уже не с лицом, а… там. Я не из тех, кому приходится все перепроверять перед выходом из дома, и точно знаю, что несколько часов назад с моей промежностью все было в порядке. Однако в какой-то момент нечленораздельного бормотания Румяного дело начинает принимать ужасный оборот, и единственное правильное слово — она задыхается. Разумеется, сама я этого не вижу и не осмелилась бы заниматься обследованием при всем собрании, но я прямо чувствую, как краешки высыхают, точно у сэндвичей со вкусом сыра, которые никто не хочет. За вычетом гарнира из кресс-салата и сервировки на тарелочке из нержавеющей стали, моя промежность — точная копия нашего непопулярного «шведского стола».
Естественно, о протоколировании не может быть речи. Потом я как-нибудь смонтирую обрывки и заполню пробелы, а пока нужно сосредоточиться и убедить себя в том, что все в порядке и оснований для паники нет. Несколько месяцев назад, до того как я узнала про грязные делишки Энди, мне безудержно хотелось секса, когда становилось тепло. А теперь я даже об этом не думаю. Возможно, это способ оптимизации, заложенный самой природой, — расхламление, если можно так выразиться. Если влагалище не «играет», значит, пускай впадает в спячку.
Я откашливаюсь и откидываю волосы с разгоряченного лица. Собрание наконец-то закончилось. Я собираю листы и спешу к выходу, но тут меня окликает Роуз.
— Вив, на минутку!
— Да? — Я оборачиваюсь и изображаю самую безмятежную улыбку.
Она кивает на «шведский стол».
— Сэндвичи почти не тронули, а ты, похоже, не успела перекусить. Хочешь забрать их наверх?
— Спасибо, я поела утром, — говорю я, выдавая еще одну широкую улыбку, и выбегаю из бункера.
Пятница, 26 июля
Еще один безумный рабочий день — я держу глухую оборону, потому что Роуз со всех сторон осаждают с требованиями об интервью. Мы выступили с заявлением, суть которого в следующем: Упс, что-то пошло не так. Хотя треклятая партия товара совсем безвредна, нам очень жаль, и мы примем меры, чтобы этого больше не повторилось.
Если ваш малыш схомячил пакетик кроличьего корма, не думаю, что это вас утешит. Тем временем начинают множиться слухи, что — тссс! — подобные вещи случаются постоянно и никто об этом не знает. В конце концов, корма для животных производятся из ингредиентов более низкого качества, чем наши продукты, и не тестируются столь же тщательно. По слухам, иногда в продукцию, предназначенную для людей, гм, «что-то» подмешивают.
— Но я тебе ничего не говорила, — шепчет Джин, проницательная особа лет шестидесяти, которая «сидит» на платежных ведомостях года этак с 1982-го и знает все про все. Мы кучкуемся в дамском туалете, моем руки. С тех пор как все обнаружилось, народ только и делает, что шляется по туалетам. Похоже, толком никто не работает.
— Странно, что только теперь вскрылось, — бормочу я.
— Но сейчас, конечно, все прекратится, — добавляет она. — Планируется мощная реструктуризация с огромными инвестициями в PR, имидж и тому подобное.
— В самом деле? Думаешь, до этого дойдет?
Джин кивает:
— Тебе, с твоим опытом, это может быть на руку.
— Джин, я была помощником режиссера, — напоминаю я. — Не думаю, что это как-то связано.
— Никогда не знаешь, как оно обернется, — она выразительно смотрит на меня. — Поговаривают, что компании придется нажать на все педали, чтобы выглядеть современной и преуспевающей. — Джин замолкает. — Так что таким, как ты, этот «кроликгейтский скандал» может сослужить хорошую службу.
— Ты действительно так думаешь?
— Ты знаешь Роуз, — говорит она. — Очень скоро она перестанет рассматривать его как вселенскую катастрофу и разглядит в нем грандиозную перспективу.
Ох, я очень надеюсь, что она права. Это место мне никогда не нравилось, и я никогда не предполагала, что они пустятся во все тяжкие, чтобы увеличить свои доходы. Сейчас у меня такое мерзкое ощущение, еще более мерзкое, чем когда я как ненормальная гуглила фотографии Эстелл Ланг. Ну почему у меня нет достойной работы, как у Энди? Что бы я о нем ни думала, он, по крайней мере, помогает людям. Пусть не мне, но своим пациентам. В этом ему не откажешь.
Дома я застаю Иззи в мрачном состоянии духа и думаю, не связано ли это с нежеланием ехать с отцом к родственникам.
— Там будет весело, — говорю я, убирая со стола после ужина. — Тебе же всегда там нравилось, правда?
— Ну да, — отвечает она, накручивая на палец прядь волос.
Несмотря на расспросы, я не могу дознаться, в чем дело. Возможно, она считает, что ей не следует слишком радоваться перспективе отъезда из дома? Мне бы не хотелось, чтобы Иззи так думала, и я активно стараюсь ее воодушевить.
Килты, сшитые на заказ! Печки с настоящими дровами!
— Просто потрясающе! — заявляю я своим самым позитивным голосом.
Конечно, для нее это первые каникулы после нашего расставания. Ей, наверное, не по себе, что меня не будет, и я ума не приложу, как это исправить.
Позднее звонит Энди и предлагает, чтобы я тоже «устроила себе отдых», потому что мне он, «вероятно, нужен». Я напоминаю ему, что уже брала отгулы, что у меня ответственная работа — конечно, я не спасаю больных от гормонального коллапса, но в отпуск могу уйти только по согласованию. И потом — да-да! — я не нуждаюсь в его советах насчет того, когда именно мне отдыхать, большое тебе спасибо!
