Я поворачиваюсь к Иззи:
— Не думаю. Ты же уезжаешь с папой, разве забыла?
Она смотрит на подругу и хмурится, и тут до меня доходит, почему Иззи так сдержанно отнеслась к идее поехать на Лох-Файн. Девчонки вынашивали альтернативный план.
Джулз извиняется, когда я привожу Мейв домой.
— Прости, если это вызывает сложности, — говорит она. — Девчонки спросили меня на днях, можно ли Иззи поехать с нами, и я ответила, что конечно, только сначала нужно согласовать с тобой. Мне следовало сказать тебе об этом…
Я перевожу взгляд на дочь.
— Солнышко, почему ты не сказала раньше?
— Я думала, это огорчит папу, — мнется она.
Так и будет, размышляю я. Но если она огорчится из-за того, что ее принудили поехать к его родственникам, то я точно знаю, чьи чувства мне дороже.
— Когда вы планируете ехать? — спрашиваю я у Джулз.
— В пятницу, примерно на неделю.
Я выдыхаю.
— Иззи, ты уверена, что хочешь именно этого? Ты не увидишься со своими братьями и сестрами. Подумай, какие там построили замечательные шале.
Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Мне не хочется туда, мамочка. Я хочу поехать с Мейв.
— Ладно, ладно, — бормочу я. — Если ты абсолютно уверена… — Я поворачиваюсь к Джулз: — Вы с Эрлом действительно не против?
— Мы будем только рады, — улыбается она.
— Тогда договорились. Мне только нужно сообщить ее папе.
Девчонки шумно радуются и обнимаются, и всю дорогу домой Иззи щебечет о том, как будет здорово и как они все втайне планировали.
Позднее я звоню Энди — он явно расстроен моим известием, но держится стоически.
— Она показалась мне немного кислой, — говорит он, — но я подумал, это из-за того, ну, ты знаешь… что тебя не будет.
— Хм. Так вот, причина не в этом, — сухо говорю я.
— Ее никак не переубедить?
— Не думаю. Похоже, она твердо настроилась ехать с Мейв. Подозреваю, они давно это планировали. И она не хотела тебя обидеть, переживала, как ты отреагируешь…
— В самом деле? — он вздыхает. — Все расстроятся, если ее не будет.
— Ну, не в последний же раз, — говорю я.
— Да, конечно. Передай ей, что все в порядке.
Уже, думаю я, но вслух не говорю. И на этом мы прощаемся, не сказав друг другу ни единой колкости за целых восемь минут телефонного разговора. Прошло чуть больше четырех месяцев с тех пор, как он ушел, а мы можем разумно уладить довольно сложную ситуацию, что явно положительный сдвиг и несомненный шаг вперед для нас обоих.
Но все равно, чтоб тебе было пусто, чертов кобель.
Понедельник, 29 июля
На работе вовсю разгорается «кроликгейтский скандал» — пресса лютует по поводу наличия в нашей продукции известняка. Им плевать, что речь идет о «следовых количествах». Если учесть, что он используется для производства бетона и заполнителей для дорожных покрытый, то любое его количество должно вызывать беспокойство.
Но Роуз твердо намерена осуществить план, который позволит не только спасти подмоченную репутацию компании, но и, как она выражается, «шагнуть в светлое будущее современным, клиентоориентированным брендом». Так что, возможно, это действительно сулит нам всем новые перспективы, и бухгалтерша Джин права.
Непривычные для персонала слова типа «питательный» и даже «свежий» вдруг становятся у всех на слуху. С фантастической скоростью Роуз сколачивает команду крутых технологов-пищевиков, которые держатся шумно и непринужденно, точно «Флаксико» уже превратилась в одну из тех развеселых компаний, где сотрудники только и делают, что играют в настольный теннис и валяются на креслах-мешках со своими собаками. Неужели такие места действительно существуют?
Сегодня у нас мозговой штурм в «бункере». Присутствуют все, даже долговязый тип с сизым носом, который обязан следить за исправностью осветительных приборов, — потому что теперь мы работаем по-новому. Все включены.
Показательно, что на этот раз обходится без менопаузных сэндвичей и унылого шведского стола, навевающего мысли о кишечной палочке и преждевременной кончине. Вместо этого нам предлагают богатый ассортимент аппетитных салатов, пикантных канапе и огромное блюдо экзотических фруктов. Должно быть, тружеников нашего общепита заперли в подсобке, когда в «бункер» спускали эти яства.
— Ущипни меня! Я не сплю? — говорит моя приятельница кадровичка Белинда, когда мы делимся на команды. Роуз предлагает подумать над идеями новой продукции — не только в гранулированной форме, но и в виде конечной продуктовой линейки, съедобной на вид и на вкус.
— Вы имеете в виду настоящую еду? — хрипло интересуется кто-то.
— Да, — сухо говорит она, — настоящую еду. За работу, народ! Свободный полет мыслей, и никаких ограничений. Мы открываем путь в новое дерзновенное будущее.
— Это прямо космический рывок, — шепчу я Белинде, мысленно прикидывая, каким образом компания намерена перейти от экструдированных гранул к подобию гороховой каши с мятой и пирогу с маслинами и сыром фета. Сомневаюсь, что хоть одна маслина когда-нибудь была замечена в стенах этого здания. В противном случае ее тут же вышвырнули бы вон и сообщили об этом в ежемесячном информационном бюллетене. Однако Роуз настаивает на том, чтобы мы «мыслили нескованно», и делится планами привлечь к сотрудничеству молодежь — не только выпускников-пищевиков, но также из сферы маркетинга, средств массовой информации и дизайна.
Она прямо светится от воодушевления, когда призывает нас снова занять свои места и устраивает презентацию.
— Я понимаю, что наша компания, возможно, не входит в топ-лист желанных рабочих мест для молодых специалистов. Нам надо понять, как молодежь питается и чем определяются вкусовые предпочтения сегодняшних подростков. Поэтому я планирую организовать инновационные платформы…
Она замолкает, чтобы метнуть взгляд на экран. Одному богу известно, как ей удалось все это состряпать так быстро. Искусные графики маскируют тот факт, что этот якобы новый курс порожден паникой в ответ на шквал негативной информации в прессе. Должно быть, она трудилась над презентацией весь уик-энд.
— Во главе каждой платформы будет стоять не только менеджер старой школы, но также ментор, — объясняет Роуз, посылая нам лучезарную улыбку, в то время как мы, сидя на пластиковых стульях, заинтересованно внимаем. — Мы переходим к новой корпоративной культуре, где каждый будет сознавать свою значимость и иметь широкие возможности для карьерного и личностного роста.
— Что, по-твоему, это означает в нашем случае? — шепчу я сидящей рядом Белинде.
— Ни малейшего понятия, — бормочет в ответ она. — Я впервые об этом слышу. Думаешь, тебе по-прежнему придется разруливать для нее казусы с лобковыми волосками?
