Мальчишка, судя по его виду, не был в восторге, а Иззи разглядывала его с таким интересом, точно ожидала, что он вот-вот пустится в пляс.
— Пойдем, Лудо. Ты уже ужинал?
Он помотал головой.
— Извини, — пробормотал Тим, — у нас ничего не готово…
— Ерунда, я что-нибудь найду, а ты поезжай в больницу.
Он бодро улыбнулся и неловко приобнял меня.
— Большое спасибо. Когда будут новости, я сообщу.
— Папа, а можно я с тобой? — захныкал Лудо.
— Тебя не пустят в больницу, когда у твоей мамы будет ребеночек, — возразила Иззи. — Оставайся у нас.
И вот он здесь, прижимает к груди клетчатый рюкзачок и оглядывает кухню с выражением инспектора по охране труда, категорически недовольного состоянием помещения. Очевидно, у них в доме уровень жизни выше. Картофель кудрявится побегами на стойке с овощами, продукты длительного хранения два дня загромождают столешницу, ожидая, когда их определят на место, а в ящике у задней двери свалены бутылки, предназначенные для переработки. Я наливаю детям апельсинового сока, спрашиваю о школе и как ему их новая учительница (Иззи и Лудо в одном классе, хотя по тому, как они общаются, этого не скажешь). Я просто несу всякий вздор, заполняю эфир, не оставляя ему ни щелки для расспросов о разводе.
После ланча с Роуз мне хочется одного — плюхнуться на диван, положить на лоб мокрую тряпку, а затем переместиться в кровать. Я хочу валяться одна-одинешенька, в идеале недели две, и чтобы расторопный официант приносил мне еду и напитки, точно я на курорте, где все включено, но куда Энди категорически отказывался ехать («Это для тех, у кого нет фантазии», — утверждал он. Куча еды и море коктейлей? По-моему, звучит божественно). Однако детей надо кормить и, так как Лудо явно не в духе — и это понятно, поскольку орущий кулек того гляди сместит его с хозяйского стула, — придется встать и сварганить что-то съедобное.
— Что ты хочешь поесть, Лудо? — спрашиваю я, принимаясь убирать продукты со столешницы.
Я до смешного мало знаю об этом ребенке, который ровесник моей дочери и последние три года живет по соседству. Однако несмотря на предложения Крисси, чтобы они играли вместе (с чего вдруг? Только потому, что они маленькие человеческие особи примерно одного возраста?), всегда было очевидно, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.
— Не знаю, — бурчит Лудо.
Я предпринимаю еще одну попытку:
— Если тебе хочется чего-то особенного, я могу приготовить.
Повисает молчание. Иззи бросает на меня взгляд и чуть улыбается.
— Ну, Лудо, что ты хочешь? — подсказывает она.
— Яишенки с колой, — говорит он.
— Ты имеешь в виду яичницу и колу? — уточняю я. Отлично. Это просто. Яйца у нас есть всегда — в нашей семье их любят все и во всех видах — колы, правда, нет, но в холодильнике найдется выдохшийся лимонад.
Я открываю дверцу и достаю большую пластиковую бутылку.
— Нет, бутылочки колы и яишенки, — рявкает Лудо.
— Вот, я как раз достаю яйца, — я кладу их рядом с лимонадом на столешницу. Иззи сидит на деревянном стуле, болтает голыми ногами и с любопытством наблюдает за происходящим.
— Это не те яйца, — сварливо замечает Лудо.
Я смотрю на него и ничего не понимаю.
— А какие ты хочешь, милый?
Утиные? Перепелиные? Яйца Фаберже?
— Ты про глазуньи-тянучки? — невозмутимо спрашивает Иззи.
— Ага.
— И желейки в виде колы?
Мальчик кивает, и Иззи поворачивается ко мне.
— Он имеет в виду конфеты, мама.
— Ну, извини, — с притворным сожалением говорю я, — конфет у нас нет. Вообще-то я думала про настоящую еду…
— Я могу что-нибудь приготовить, — предлагает Иззи.
Мне почему-то кажется, что фаршированные помидоры и даже пицца на домашнем тесте не вызовут энтузиазма у нашего гостя.
— Конечно, Из, но я предполагала что-то простое…
— Я люблю… блины, — заявляет он.
— Блины? — радуюсь я. — Это можно. Тебе хочется маленькие и толстые или большие и тонкие?
— Большие и тонкие.
— Отлично! Тогда делаем блины, — объявляю я, чем вызываю удивление и восторг у Иззи. Обычно мы готовим блины по выходным.
— Солнышко, пока я их делаю, включи мультики для вас с Лудо!
Дети, оказавшиеся по воле случая в одной компании, пристально смотрят друг на друга — идти куда-то никому не хочется.
— Я буду тебе помогать, — говорит она.
— Я тоже, — заявляет Лудо.
Я уже готова сказать «нет, спасибо», но, черт, его маму только что отвезли в больницу и, вероятно, он останется у нас на ночь — а я подозреваю, что он никогда ни у кого не ночевал, его просто не приглашали, — поэтому я решаю быть настолько доброжелательной и покладистой, насколько это возможно.
К счастью, Иззи не против, чтобы Лудо мешал тесто, и я закрываю глаза на тот факт, что брызги летят по всей кухне. Но когда дело доходит до жарки блинов, я категорически возражаю, невзирая на то, что мама, судя по всему, позволяет ему контактировать с горячим маслом («Мы не говорим „нельзя“!»), но во время моего дежурства — нет уж, дудки! Однако я позволяю ему выбрать начинки и ловлю изумленный взгляд Иззи, когда он отказывается от предложенных мной тертого сыра и ветчины, делая выбор в пользу «Нутеллы» и джема, сдобренных щедрой порцией сахарного песка.
Я жарю и жарю, обливаясь потом, как повар в фастфуде, и в общей сложности выдаю на-гора порядка 200 блинов (потому что он требует все больше), пока кухня и я вместе с ней не прованиваем насквозь горелым маслом.
Лудо отказывается принимать ванну, и я спускаю это на тормозах. Он не хочет книжку на ночь и чистить зубы, и в последнем случае я проявляю твердость. Когда его мама вернется домой, пусть жалуется, что у нас грязно и нет его любимых жевательных конфет. Но зубы, по крайней мере, у него будут целы.
Вторник, 20 августа
Крисси делают экстренное кесарево сечение, что становится шоком для обоих супругов, поскольку Лудо, судя по всему, родился дома, где благоухали ароматические масла, а Тим читал стихи, которые его жена заблаговременно выбрала. В этот раз пришлось обойтись без поэзии. Однако мама и новорожденная малышка (ее имя пока не разглашается) чувствуют себя прекрасно, а я передаю, что с Лудо тоже все в порядке — не ребенок, а золото.
«Крисси хочет, чтобы я остался тут, — пишет мне эсэмэску Тим, — наверное, на ночь. Она немного не в себе. Извини, пожалуйста. Мы тебя не очень напрягаем?»
Конечно, нет, заверяю его я.
Я отвожу в школу детей, которые почти не говорят по дороге, и надеюсь, что пребывание у нас пока не травмирует Лудо. Не должно бы. На завтрак он попросил тост с «Нутеллой» и сильно меня поразил, когда сунул нож в банку, а затем облизал его. Не порезал себе язык, и то хорошо. А теперь я еду на работу и испытываю настоящий подъем духа при воспоминании о том, что сегодня утром Роуз улетает в Пекин в связи с продолжительным туром наших китайских партнеров, а значит, не будет мозолить мне глаза целых две недели. Так что обсуждение посольской миссии пока откладывается.
