Несколько часов спустя, около полуночи, когда я проваливаюсь в сон, рядом слышится мерное посапывание Бобби — вдох-выход, вдох-выдох. Псу надоело кемарить в корзинке, о чем он поставил меня в известность, заскулив под дверью моей спальни. Теперь его голова покоится на моей подушке, причем одно ухо стоит торчком. Он приглушенно похрапывает, точно маленький шерстяной мужичок, правда, одеяло на себя не стянул.
В качестве постельного друга ему нет равных. А бонус — это осознание того, как возмутился бы Энди, увидев его тут.
Понедельник, 9 сентября
А еще пес не жалуется на то, что просыпается в болоте. Он просто смотрит на меня счастливым обожающим взглядом и, свесив язык, пыхтит в предвкушении нового дня. Не могу припомнить, когда кто-нибудь так радовался утром при виде меня.
Может, это и есть мое будущее, размышляю я, когда одеваюсь. Не с мужчиной, который захватывает половину шкафа и большую часть «плечиков», а с преданным существом, у которого слегка воняет из пасти?
Между тем сегодня ожидается Ник, которого Пенни определила мне в качестве возможного романтического друга. Ее не смущает, что речь идет о собственном сыне, проживающем, на минуточку, в Новой Зеландии, — сама идея столь же нелепа, как если бы я попыталась свести кого-нибудь со Спенсером. Да он рассмеялся бы мне в лицо. Сын не позволит мне даже футболку ему выбрать. У меня больше шансов закрутить любовь с нашим общительным регулировщиком (которому, как выясняется, семьдесят восемь лет, хотя, надо сказать, он неплохо сохранился!), и я сердечно его благодарю, когда мы с Иззи и Бобби благополучно переходим дорогу по пути в школу.
Дома я смотрю на себя в зеркало в прихожей: неопрятная и взъерошенная, в мешковатом сером свитере и джинсах, волосы собраны в тощий хвостик — это мой обычный вид по выходным дням. Полчаса спустя я уже приняла душ, высушила волосы феном (для скорости, а не с иной целью), надела синее хлопчатобумажное платье (первое попавшееся), подкрасила веки, ресницы, губы и чуть подрумянила щеки (только потому, что в платье без косметики — никак) и порхаю по дому.
Звенит звонок. Бобби несется к двери, я двигаюсь следом, пытаясь придать лицу жизнерадостное /задорное /вменяемое выражение при встрече с гостем мужского пола.
— Ого, вы вся такая нарядная, — усмехается почтальон, вручая пакет. — Идете куда-нибудь? — Он наклоняется погладить Бобби.
— Да нет, просто так, — улыбаюсь я. Я всегда убираюсь на кухне в платье и при полном параде. Он уходит, добавив напоследок, что я «скрасила» ему утро, а я снова смотрюсь на себя в зеркало — треклятые волоски на лице видны при определенном освещении. Не то чтобы я стремлюсь произвести впечатление на Ника, просто не хочется, чтобы он думал, будто его мать водит дружбу с теткой, которой надо бриться.
Чтобы убить время, я выпускаю Бобби в сад и сразу жалею об этом, потому что там Крисси развешивает пеленки (естественно, семейство, уважающее зубную пасту с экстрактом полыни, пользуется махровыми пеленками).
— Как у тебя хорошо лежат волосы! — кричит она с улыбкой.
— Правда? Спасибо! — Я притворяюсь удивленной, точно это не я добивалась «пляжной волны» при помощи фена.
— Мне стыдно за свой вид, Вив, — добавляет она. — Ты такая гламурная!
— Вовсе нет, — выдаю я, чувствуя, что краснею. — Ты выглядишь отлично. Никогда не скажешь, что только что родила.
Она морщится и кривится, бормоча что-то нечленораздельное.
— Как вообще дела? — спрашиваю я, подходя ближе. — Я несколько раз видела Тима с Ларой. Она просто чудо. Так на тебя похожа!
— Все хорошо, пожалуй. — Крисси устало улыбается. — И Лара, конечно, замечательная. Но это так изматывает, и иногда меня просто не хватает — столько всего навалилось. Я совсем забыла, как оно бывает.
— Времени совсем нет, да? — говорю я, вспоминая свои ощущения: запах молока и пеленок, которым пропитано все вокруг, бессменный вонючий халат и вечно длящиеся сутки, в которых день и ночь становятся единым целым. — Я имею в виду кормление и пеленание. Надеюсь, тебе удается немного отдохнуть.
— Хм, — она трет глаза. — Не помешало бы, но со всеми этими колыбельными, лицевой гимнастикой и прочим…
— Лицевой гимнастикой?
— Ну, ты знаешь — «улыбка», «любопытный язычок» и так далее…
— А для чего она? — спрашиваю я, действительно заинтригованная и вспоминая пропагандируемый Пенни подход «благотворного материнского невмешательства», опробованный на Нике.
— Ты знаешь, — она изумленно смотрит на меня, — чтобы ребенок копировал выражения лица. Это способствует развитию.
Бог мой, так вот до чего сейчас дошло! Ну, помимо того, что заниматься мне этим не с кем, хорошо, что я уже вышла из репродуктивного возраста.
— Должна сказать, я никогда ничего подобного не делала.
— Ну, ты расслабленная мамочка, и поэтому я тобой восхищаюсь. Но мы обе знаем, что это значит.
— Я — нет, — начинаю я.
— Знаешь-знаешь, — настаивает она, и ее глаза вдруг наполняются слезами. — Лудо рассказал мне, как вы живете. Как ты готовила ребятам то, что они хотели, и кормила их блинами вместо настоящей еды. А когда им хотелось завалиться в кровать грязными, ты разрешала им не принимать ванну…
Господи, он, что, писал на меня докладную? И Иззи вообще-то мылась перед сном!
— Это лишь потому, что Лудо не хотел…
— И тебя не волнует беспорядок, — продолжает она. — В отличие от меня, ты не бегаешь из угла в угол, вечно все подбирая и стараясь, чтобы дом выглядел опрятно…
— Крисси… с тобой все в порядке? — По ее щекам текут слезы, и у меня тотчас пропадает желание обороняться. Она молча кивает. — Ты просто вымоталась, — добавляю я. — Хочешь, пойдем к нам и выпьем чаю, а Лара пусть немного побудет с Тимом?
— Он на работе, — Крисси шмыгает носом.
— Тогда приходи с ней, — говорю я, прикидывая, что Ник должен объявиться с минуты на минуту, и присутствие Крисси с Ларой может разрядить ситуацию.
— Спасибо, только Лара спит, и я не хочу ее тревожить.
— Тогда ладно. Но если захочешь поболтать, то буду рада в любое время…
— Спасибо, Вив, — она снова трет глаза и через силу улыбается. — Знаешь, как тяжело пытаться делать все сразу…
— Ты слишком себя загоняешь. Я уверена, ты делаешь очень много.
Она встряхивает растрепанными светлыми волосами.
— Тим так говорит. И патронажная сестра. Но я не могу иначе, понимаешь?
— Знакомая история. Ларе всего три недели. Твой организм только что перенес огромное потрясение, и с гормональным фоном полный хаос.
Тоже мне выискалась специалистка по гормонам.
— Я просто ощущаю себя… бесполезной, — кивает она. — Лудо совсем меня не слушает. Я не уделяю ему достаточно внимания.
