— Потому что Пенни — обычная женщина, — объясняю я. — Она не из привилегированного класса. Она не училась на модельера и никогда не ходила в колледж — ей просто нравилось шить, она работала машинисткой и тем не менее достигла в этом бизнесе огромных высот — на определенное время. Не уровня «Студии 54», Кристиана Диора или Коко Шанель — она обычная нормальная женщина, самоучка, которая рвала задницу и всего добилась сама…
Я резко умолкаю. Вот сижу я напротив Ханны, одного из руководителей этого почтенного культурного учреждения, и вдруг говорю «задница»…
Она смотрит мне прямо в глаза и улыбается.
— И это именно то, что мне особенно нравится в вашей идее.
Я смущенно хмурюсь.
— Я имею в виду ваше самозабвенное к ней отношение, — добавляет она. — Им проникнута каждая строчка вашего предложения — энтузиазмом и безусловной верой в проект.
— А! — Я улыбаюсь. — Ну, спасибо. Я просто чувствую…
— Но когда оно попало ко мне на стол, я была занята по горло, — перебивает она, — пытаясь убедить руководящих «дядей», что погром в отделе природы не означает, что нас надо навсегда закрыть. — К моему изумлению, у нее на глаза наворачиваются слезы. — Я всю ночь не спала, составляла планы, прикидывала бюджет, пытаясь придумать, как нам оправиться от этого кошмара, и мне пришло в голову… — Она опускает взгляд и бегло пролистывает мое предложение. — Мне пришло в голову, ну ладно, экспонаты мы отреставрируем и все приведем в порядок. Это не конец света.
— Я уверена, что все поправимо, — говорю я, точно что-то смыслю в ремесле старых чучельников.
— Да, — говорит Ханна, — но потом, когда пыль, так сказать, улеглась, я стала думать о причинах случившегося, почему тот ненормальный ворвался с молотком — а все потому, скажем прямо, что мы закоснели. Так что, может быть, подобный инцидент, ну, не совсем во благо музея, — это колоссальные убытки, но тем не менее заставит нас иначе взглянуть на наше будущее.
— В каком смысле? — спрашиваю я, не совсем понимая, куда она клонит.
— В том смысле, что заставит нас… мыслить шире, — говорит Ханна, — и стать привлекательнее для более широкой публики, которая прежде не проявляла к нам интереса.
Она по-прежнему сжимает в руке мое предложение. Я пытаюсь обуздать нарастающее в груди волнение. Но тут вспоминаю, как «кроликгейтский скандал» побудил Роуз радикально переосмыслить концепцию «Флаксико», учитывая, что слово «свежий» прежде никогда не звучало в его стенах. А сейчас мы в одночасье обзавелись конечными продуктовыми линейками, набираем в штат молодежь, преобразуем «бункер» в игровую зону с большущими телеэкранами, огромными L-образными диванами и даже аквариумом.
— К сожалению, мы жестко ограничены бюджетом, — добавляет Ханна почти извиняющимся тоном.
— Да, но затраты будут небольшие, — быстро говорю я. — Я придумала, как собрать коллекцию «Мисс Пятницы» с помощью комиссионных магазинов и коллекционеров…
— Да, я читала, у вас все расписано в мельчайших деталях…
— И постановка обойдется недорого. Я когда-то работала в театре и делала спектакли, вы не поверите на какие жалкие крохи. Зал можно оформить очень просто — потребуется только подиум и, конечно, стулья. И модели, я уверена, найдутся в избытке.
Ханна кивает.
— Как только разберемся с одеждой, можем заняться полиграфией и витринами. Это нам самим под силу… — Она умолкает. — А Пенни на все это согласна?
— Э-э, пока я с ней не говорила, — поспешно произношу я, — поскольку не была уверена, что проект вообще состоится.
— Вы не хотели давать ей пустую надежду? — спрашивает она.
— Типа того, — я улыбаюсь, чтобы не обнаружить свое смятение. Во что, черт возьми, я ввязываюсь? — Но ее сын — двумя руками за. Он был рядом с ней, когда все начиналось, и окажет неоценимую помощь, когда дело дойдет до истории «Мисс Пятницы».
— Что ж, замечательно, — тепло говорит она, — и я уверена, что Пенни придет в восторг, как только дело стронется с мертвой точки. А иначе и быть не может, верно? Значит…
— Значит, насколько я вас понимаю, — перебиваю я, уже не в силах сдерживаться, — вы согласны?
— Целиком и полностью, — широко улыбается Ханна, прижимая к груди мое предложение. — Мы все считаем, что у вас великолепный план. Так что, безусловно, да.
Часть четвертая
Показ
Глава тридцатая
Месяц спустя: суббота, 2 ноября
Иззи пожелала отпраздновать день рождения в скаутском стиле. Ей хотелось воссоздать у нас в саду походную обстановку, но я, опасаясь, что в таком случае наши юные гости пострадают от переохлаждения, переоборудовала гостиную в подобие полевого лагеря, купила две дешевые праздничные палатки и плюс к этому — искусственные цветы, флажки и шарики.
Под потолком натянуты светодиодные гирлянды с серебристыми лампочками, которые в темноте создают эффект звездного неба. Джулз курсирует между кухней и гостиной с едой и напитками, на подхвате у нее — Ник, пришедший вместе с Пенни. Я приятно удивилась при виде него, поскольку никак не предполагала, что детский праздник — его формат. Но, судя по всему, он ощущает себя как рыба в воде, всем доволен, собирает оберточную бумагу, помогает спасти падающую палатку и не торопится уходить. Пенни наблюдает за происходящим из уютного кресла, потягивает напиток и хрустит колбаской в тесте. Ее подарок — набор из четырех вязаных пончиков — привел Иззи в неописуемый восторг.
А теперь и Энди пожаловал, нагруженный подарками от себя лично и от своих родителей (потому что день рождения Иззи именно сегодня). Я приглашаю его пройти в гостиную, где разворачивается основное действие, и коротко представляю Нику: «Это Энди, папа Иззи». Не успели покончить со знакомством, как я тут же замечаю перепуганный взгляд Энди при виде оравы детей, заползающих в палатки и выползающих обратно. Он бросает взгляд на часы, точно прикидывая, когда будет прилично свалить, чтобы не показаться грубым.
Правильный ответ — прямо сейчас, и именно его я мысленно транслирую, показывая всем своим видом: спасибо, что заглянул, а теперь тебе пора, но, видимо, мои телепатические способности сегодня лагают, потому что он вдруг — впервые на моей памяти — решает вступить в беседу с Пенни.
Энди: «Как дела, Пенни?» (Смотрит на ее бокал.) Это что, джин с тоником в полшестого вечера?!
Пенни: Он самый, и что с того? «Спасибо, Энди, хорошо. А ты как?»
Энди: «Да, знаешь, кручусь. Как обычно».
Пенни: «Нет мира нечестивым, да?»
Энди (неловко посмеиваясь): «Ха-ха, типа того».
Пенни (сухо): «Все еще в больнице?», и это звучит так, точно там не работа, а настоящий праздник.
Энди (смущенно): «Ну да. Всё там же».
Пенни (покровительственно): «Рада за тебя!»
