Я определенно иду на поправку и не кривила душой, когда говорила Нику, что больше не сержусь на Энди. Когда-то, пытаясь зализать душевную рану, я составляла список причин, почему наш разрыв мне только на пользу. К примеру, его набившее оскомину «да будет тебе известно». А еще привычка говорить «мой животик» — «У меня болит животик» (произносилось капризным голосом, потирая его с болезненным выражением на физиономии). И бесячие вопросы типа «У нас есть „Ренни“?», а также другие медикаменты, точно я — Единая аптечная справочная и могу навскидку сказать, что лежит в шкафу (а не он врач в нашем доме). А теперь есть только я, и поблизости — никакого половозрелого самца, жалующегося на изжогу и на то, что мы с Шелли и Айлой вечером на кухне «здорово засиделись».
С тех пор как Энди свалил, мне каким-то чудом удалось запустить проект, который обещает стать настоящим событием. Я — его движущая сила, и помогает мне в этом ужасно красивый мужчина, сидящий у меня на кухне.
— Итак, что еще нужно сделать? — спрашивает Ник, допивая кружку чая.
— Нужна еще одежда, — отвечаю я. — Есть несколько ключевых моделей, которые пока отсутствуют.
— Вот как? А какие именно?
— Например, пончо «Пиппа».
— О, я его помню, — он лучезарно улыбается. — По-моему, оно было на обложке журнала «Милашка». Многие годы его фотография, увеличенная до размеров плаката, висела в рамке на стене у нас в гостиной. Мама всю зиму в нем ходила, но однажды оно застряло в дверце машины и подмело всю дорогу.
— А это фактор риска для пончо, — хихикаю я.
Ник улыбается. Не будь он сыном моей подруги и не занимайся мы общим делом, возможно… я позволила бы себе в него втрескаться (в моем-то возрасте! Кто бы мог подумать, что я еще способна на такое?). Возможно, я пофлиртовала бы с ним, как с тем смазливым плиточником, который отделывал нашу ванную, — так утверждал Энди, который подтрунивал надо мной: «Ого, у нас вдруг появился бурбон! Он что, предпочитает его?» Да, я определенно позволила бы себе флирт, если бы Пенни периодически не смотрела на меня с намеком и не приводила его ко мне, точно демонстрируя напоказ, как будто что-то должно произойти.
— Я рад, что могу помочь со звонками, — говорит он, — но мне хотелось бы сделать больше. Как насчет практического участия? Может, мне найдется занятие?
— С подиумом вопрос решен, — говорю я, — а музыкальное оформление и свет — это дело Спенсера и его приятелей.
— Может, я займусь съемкой? — неожиданно предлагает он.
— То есть самого показа? Ну да, это было бы здорово…
— И его, разумеется, но я имею в виду всю историю, процесс подготовки, предысторию главного события. Что скажете?
— Да, конечно, — говорю я, — но кого вы будете снимать?
— Всех, кто задействован в проекте, — говорит он. — И чем больше людей, тем лучше… Маму, когда она обо всем узнает. Моделей, гримеров, стилистов… возможно, женщин, которые в семидесятые годы покупали эту одежду и надевали ее «на выход» пятничным вечером. Тех, кто работал в бутиках, если повезет их найти…
— Может, и сотрудников музея? — спрашиваю я.
— Само собой. Айлу, Ханну — и, конечно, вас. — Мы встречаемся взглядами, и он улыбается.
— Меня?! — восклицаю я. — Но я не сотрудник…
— Но вы — душа всего проекта!
Я смотрю на него и не знаю, что сказать.
— Нет, Ник, меня не надо снимать, — бормочу я, мотая головой. — Извините, но это совсем не мое…
— А вот не отвертитесь, — настаивает он. — Все это стало возможно только благодаря вам. Подумайте сами, сколько времени и сил вы на него потратили. Сделать фильм без вас никак не получится…
— Но я не актриса и не ведущая, — твердо говорю я. — Мое место — за кулисами. Так было всегда. Именно поэтому я стала помощником режиссера и сейчас работаю личным помощником. Я — исполнитель, специалист по согласованию.
— Эй, — перебивает он, легко дотрагиваясь через стол до моей руки. — Вы — все это, а еще гораздо большее. Прошу вас, Вив. Я сделаю так, чтобы вы чувствовали себя максимально комфортно. Это будет даже увлекательно. Пожалуйста, скажите, что будете у меня сниматься.
Бесспорно, это было самое неожиданное предложение, которое я слышала за всю свою жизнь. И поскольку его озвучил Ник, я, конечно же, взяла себя в руки, благосклонно улыбнулась и сказала:
— Хорошо, будь по-вашему. Но только при условии, что вы будете снимать меня с фотогеничной стороны лица.
Глава тридцать четвертая
Пятница, 15 ноября
Энди отчего-то повадился то и дело заглядывать к нам, в том числе не в дни прогулок с Иззи. Позавчера явился за книгами, которые якобы нужны позарез, а сегодня опять тут как тут, чтобы «взглянуть» на мою машину, которая заглохла на ходу, а я имела неосторожность проговориться об этом.
Ему хватает хороших манер предупреждать звонком о своем приходе, но делает он это за пятнадцать минут до появления. Вид у него какой-то потерянный, щеки слегка запали, глаза «не горят» — словом, можно предположить, что жизнь пошла не совсем так, как он себе представлял, когда уходил от меня. Но это не моя забота. Я по-прежнему толком не знаю, что ему от меня нужно — неужели еще питает надежду, что мы можем снова сойтись? Что бы там ни было у него на уме, но, когда я говорю, что завтра утром машина отправляется в сервис и его помощь не требуется, он явно огорчается.
— Может, мне все-таки взглянуть? — спрашивает он.
— В сервисе эту машину знают, — говорю я, стараясь сохранять терпение, — и сказали, что проблема серьезная, что-то с системой охлаждения. Не думаю, что тебе есть смысл возиться под капотом.
Ну вот, вопрос закрыт, и теперь я жду, когда он уйдет. Но он не торопится: расспрашивает Иззи о школе и даже, к моей досаде, смотрит с ней мультики — никогда за ним такого интереса не наблюдалось.
Похоже, он не собирается идти домой, с гнетущим чувством понимаю я. Можно было бы его выпроводить, но делать это в присутствии Иззи не хочется — я из кожи вон лезла, создавая видимость, что мы с ним друзья, и не стану это ломать. Возможно, на следующем тренинге личностного роста нам следует сконцентрироваться на этой моей еще не выявленной способности к притворству?
— Иззи сказала, что подготовка к показу идет полным ходом, — между делом роняет он, притаскиваясь ко мне на кухню.
— Да, так и есть, — говорю я, продолжая убирать столовые приборы. — Кстати, Пенни пока не в курсе, так что не проговорись, если с ней столкнешься. Впрочем, это маловероятно.
— В самом деле? Она ничего не знает?
Я кидаю на место последнюю вилку и поворачиваюсь к нему:
— Нет.
Он морщит лоб.
— И, по-твоему, это разумно?
Мне кажется, иногда он сам не понимает, насколько может доставать. Должно быть, за годы совместной жизни я стала невосприимчивой к его закидонам — так сказать, иммунонепробиваемой, — иначе я уже давно линчевала бы его.
