— Ох! — восклицаю я. — Э-э, заходите…
Пожалуй, это впервые на моей памяти, когда она не вломилась размашистым шагом в мой дом. В груди начинает щемить, я готовлюсь к очередной порции ее благородного негодования. Но она, похоже, не сердится — ведет себя довольно сдержанно и, что совсем удивительно, держит в руке бутылку шампанского.
— В знак примирения, — чуть слышно произносит она. — Извини.
Мы с ней располагаемся на диване, а Ник садится на стул.
— Что ты, Пенни, тебе не за что извиняться, — уныло говорю я. — Это мне надо просить прощения. А за шампанское — спасибо, хотя я не уверена, что заслуживаю его.
— Безусловно, заслуживаешь, — уже тверже говорит она, — и, думаю, мне надо объясниться. — Она оборачивается на Ника, и тот одобрительно улыбается. Связь между ними очень явная, и я по-прежнему не понимаю, почему она так расшумелась из-за его приезда и намекала, что от него слишком много хлопот. На мой взгляд, их нет вообще.
— «Мисс Пятница» закончилась полным крахом, — начинает она, откидывая с лица прядь волос, — и хотя я винила конкурентов в том, что они копировали меня, это не совсем так. Только по прошествии времени я поняла, что это была исключительно моя вина.
— Так что же произошло? — осторожно спрашиваю я.
Она тяжело вздыхает.
— Помнишь, я упоминала про человека, которого звали Сол, — он помог мне обзавестись прилавком на рынке Портобелло?
— Да, это он стал называть тебя «мисс Пятница».
Пенни кивает, и на ее лице появляется тоскливое выражение.
— Так вот, он также оказывал мне финансовую поддержку. Он был очень хорошим другом и пытался давать советы, но я в те дни была ужасно упрямой и своенравной и считала, что сама все знаю. Я приняла уйму неправильных решений, Вив, — стремительно расширялась и арендовала помещения, которые мне были не по карману. Выкатывала все новые модели, точно участвовала в гонке, и не могла рассчитываться с поставщиками. Дела принимали скверный оборот, и Сол все время твердил, что я совершаю ошибки, советовал притормозить, быть осмотрительнее и действовать по плану. — Она морщится. — Как подобает разумному взрослому человеку. Только я не желала его слушать.
Я киваю, ожидая продолжения. Она берет меня за руку и сжимает ее.
— Я вела себя просто ужасно. Когда все пошло из рук вон плохо и оплачивать счета стало нечем, я отправилась из Глазго в Лондон, чтобы встретиться с ним. У меня не было денег даже на поезд, и мы с Ником добирались на дряхлом автобусе. Встреча прошла плохо, потому что я отказывалась признать, что была не права и допускала ошибки. Я наорала на Сола за то, что он пытался учить меня, как надо вести мой бизнес, который я создала, и вылетела в ярости, хлопнув дверью. А потом сделала жуткую вещь.
— Что именно? — спрашивает Ник.
— О, это была такая глупость, такое ребячество, — она обводит взглядом нас обоих. — Я забросала яйцами его машину.
— Так ты кидала яйца в его машину?! — восклицаю я. — А я думала, это была машина женщины.
У Ника глаза ползут на лоб — он бросает взгляд в мою сторону.
— Да, это была машина Сола, — бормочет Пенни, краснея. — Так я обошлась с человеком, от которого видела только добро и который единственный верил в меня, потому что мои родители, безусловно, считали, что я не в своем уме…
— Я впервые об этом слышу, мама.
Ник подходит к ней, садится рядом и нежно обнимает ее за плечи.
— Это не повод для гордости, — бормочет она. — Я старалась обо всем забыть и двигаться дальше. Придумывала другие проекты и направления деятельности, пытаясь подняться с земли… Знаешь, как мне хотелось доказать, что я еще на что-то способна?
— Знаю, мама, — мягко говорит Ник. — Но «Мисс Пятница» — это было потрясающе. Ты не поверишь, как откликались люди, с каким энтузиазмом и ностальгией, когда мы обращались к ним…
— И то, что она в конце концов прекратила свое существование, не означает, что нет пути вперед, — добавляю я. — Что-то может пойти не так, бизнес — потерпеть крах, но, когда видишь саму одежду, сразу задумываешься над тем, сколько она значила для молодых женщин того времени. — Я смотрю на нее, вымаливая для нас благословение. — Давай двигаться вперед, Пенни! Мы сделаем все, как ты захочешь. Пригласим всех твоих друзей и, разумеется, Хэмиша. Это будет настоящий праздник, вечер развлечений в компании с теми, кто тебя любит.
— Увы, он сейчас очень занят, — бормочет она.
— Чем?
— У него проблемы с запальными свечами.
— Ему нездоровится? — обеспокоенно спрашиваю я.
— Я про деталь лодочного мотора, — нетерпеливо говорит она. — Честно говоря, эта его посудина — такой головняк. А он не желает это признать и от нее избавиться.
Губы Ника растягиваются в улыбке.
— Но он любит ее.
— Да, потому что он идиот.
— И тебя он тоже любит, — добавляет он, поддразнивая ее, — скажешь нет?
Пенни хмурится.
— Думаю, да, — коротко отвечает она, — на свой лад. Но за «Роллинг Стоунз» я его еще не простила.
Я смотрю на нее, и на языке у меня вертится вопрос: «Но ведь ты любишь его, несмотря на эту ужасную оплошность?»
— Мама, ты не обидишься, если я спрошу, — осведомляется Ник, — почему всякий раз, когда разговор заходит про Хэмиша, ты ругаешься или жалуешься на него?
Она морщит лоб и пожимает плечами.
— Он прав, — замечаю я, перехватывая взгляд Ника и быстро пряча улыбку. — И тем не менее вы уже много лет вместе.
— Ну, он забавный, — резко говорит она.
— И вы только что ездили кататься на лодке, — напоминаю я ей, отчего выражение ее лица смягчается.
— Да, это было на самом деле замечательно. Он знает, что мореход из меня не ахти, и очень старался, чтобы я чувствовала себя комфортно. Оборудовал новое спальное место, повесил флажки, купил подушки…
— Словом, пытался подмаслить тебя при помощи флажков и подушек, — хихикает Ник.
— Ну да. Дурачок.
Сейчас она улыбается и игриво поправляет ремешок красных кожаных туфель. Впечатление такое, что у нее потребность вести себя сварливо с людьми, которые ее любят, — с Хэмишем и даже с Ником, собственным сыном.
— Вот ты мне скажи, — продолжает она, теперь глядя на меня, — как меня угораздило связаться с лодочником, который выдумал себе целую биографию, опираясь на один-единственный дурацкий рекламный джингл про мороженое, который он сочинил пятьдесят лет назад?
— Это правда? — смеюсь я. — То есть это все, что у него в активе?
— Ага, — подтверждает она, — но он ни за что в этом не признается. Тебе известно, какой он хвастун.
— Возможно, он так часто рассказывал эти байки, что сам в них поверил, — высказываю предположение я.
