В конце концов, мы же только начали…
Площадь Красная…
Клубника, привезенная курьером взамен безвременно почившей у порога зубовского логова, куда он сегодня так удачно сманил наивную Клубничку, довольно безвкусная.
Не сравнить с нашей, летней, пропахшей солнцем и теплом.
Но выглядит красиво. Сочно так.
Макаю ее в сливки, облизываю ягоду, опять макаю и только потом надкусываю. Так, по крайней мере, приятно.
Зубов умотал в душ, а я валяюсь на его кровати и смотрю на ночную Москву.
Мыслей в голове никаких не появилось с момента, как попала в его руки на пороге своего временного жилья и до сих пор.
Это называется «качественный секс». Правда, Машка называет грубее, но я так не умею. Потому качественный секс, а не… Будем эстетами, да?
В конце концов, без пяти минут ученые… Без десяти — Нобелевские лауреаты…
Ах, жизнь-то налаживается!
По крайней мере, в эту, конкретную минуту.
Тело мое, измученное, исцелованное, истисканное до безумия, ноет в разных местах с разной степенью интенсивности, и я от этого получаю удовольствие.
От этого, от вида за окном, где Площадь Красная видна, и даже от безвкусной клубники с искусственными взбитыми сливками из баллончика.
Мой Зубов работает, как качественный антидепрессант и успокаивающе-возбуждающее средство… Отлично просто. Буду так к нему и относиться.
А то, чуть стоит задуматься о дальнейшем, и сразу настроение портится.
Потому задумываться не будем.
Будем лечиться.
Москва мигает огнями, столько всего, все такое праздничное, даже в темном мартовском небе безумно красивое.
У Зубова нет штор, вернее, они, наверно, есть, но сейчас все раскрыто. Окна огромные, темные, и в отражении видно меня, прямо во всех деталях.
Голую, всклокоченную, валяющуюся на пузе, качающую ногами и поедающую клубнику.
Стараюсь оценить себя беспристрастно, с точки зрения мужчины.
И признаю, что я — вполне ничего себе.
Есть на что залипнуть.
Перекидываю волосы на бок, чтоб открыть изгиб спины, чуть приподнимаю бедра… Ничего так… Можно даже моделью подрабатывать…
Вообще, я себя никогда с такой точки зрения не рассматривала.
В деревне у мамы особо не до рассмотрений, я там впахивала больше. Потом, в городе, сразу попала под влияние тогдашней подружки Лолы. И моментально оказалась в классической позиции «страшненькой подружки». Лола — шикарная блондинка с грудью, ногами и кудрями, притягивала все мужское внимание. А я так, рядышком прыгала.
Прыгала-прыгала… Пока на Зубова не наткнулась.
И не поняла, чего я хочу на самом деле.
И, вот честно, в тот момент даже не думала о том, почему он повелся. Предполагала, что из-за моей наглости беспримерной. Редко какая девочка может вот так, прийти к взрослому мужику домой и положить его лапу себе на промежность.
Я умудрилась.
Ну и потом… Потом я не думала вообще.
А, когда начала голову включать, как-то все тоже не про то.
Беременность, роды, Сонька, учеба, работа… Меня периодически кто-то куда-то приглашал, кто-то что-то хотел от меня.
Но мне было категорически не до того.
Я знала, что не уродка, что вполне себе няша-милаша. И научилась этим пользоваться. Мужской мир жесток, в нем нужно уметь быть верткой рыбкой…
Я и была. Делая ставку больше на неожиданность и контраст между внешностью и мозгами.
Но все же, ничего такого особенного в себе не видела никогда.
А сейчас, рассматривая себя в темном стекле, на фоне помаргивающей огнями столицы, думаю, что я — очень ничего. И что Зубов не просто так повелся тогда, несколько лет назад. Не потому, что я инициативу проявила…
Думать про это невероятно приятно, так же, как и погружаться в сладкое состояние безвременья, словно нет этих лет, трудных и насыщенных, а есть я — прошлая, девчонка восемнадцатилетняя, влюбленная, как кошка…
Я макаю клубнику в сливки, мажу на губы… Прикольно…
— Прикольно, — эхом моим мыслям звучит хриплый голос от двери.
Я немного разворачиваюсь, прикидывая, сколько Зубов уже так стоит. И смотрит на меня.
Интересно, видел, как я задницей елозила?
Если брать в расчет непроницаемое выражение Зубовской физиономии… И его подрагивающие ноздри… Однозначно, видел…
Я не смущаюсь, глупо смущаться после всего, что он со мной тут делал, облизываю клубничину, затем губы и немного прогибаюсь в пояснице. Чуть-чуть, еле заметно. Но, судя по шарящему взгляду, впечатляюще.
— Клубнички хочешь? — спрашиваю нейтрально, а внутри все замирает. Как он действует на меня все же, удивительно просто. Словно кошка извиваюсь тут. Стыд, позор. И кайф.
— Хочу, — он отбрасывает полотенце, и становится вполне очевидно, что не обманывает. Хочет. И прям сильно.
Но я продолжаю играть дурочку, это так приятно… Иногда.
— Вот, в сливках вкуснее… — и протягиваю ему клубничину.
— Согласен.
Он наклоняется, прихватывает губами из моих пальцев ягоду, мягко проводя языком по подушечкам, а затем легко скользит назад, за мою спину, прихватив по пути баллончик со сливками.
Ой… Мы поиграем?
Удивленно выгибаю спинку, оглядываюсь на Зубова через плечо.
И в очередной раз не могу отказать себе в удовольствии рассматривать его.
Он такой сильный, такой большой… Красивый, какой красивый! Ему возраст только к лицу.
Зубов и четыре с половиной года назад был брутален до безумия, а сейчас вообще глаз не оторвать.
Мышцы перекатываются на груди и руках, двигается лениво и небрежно, не красуясь. Ему не требуется этого. И без того завораживает.
Татуировки на руках словно живые…
И взгляд дикий.
Безумный.
Звериный.
Этот зверь сейчас будет со мной играть… М-м-м… Столько удовольствия — и мне одной…
— Клубника со сливками — мое самое любимое блюдо, — хрипит он и шипит баллончиком, нанося мне на спину невесомый узор из взбитых сливок. От шеи до копчика.
А затем проводит языком по сливочному следу. Урча при этом, как большой кот.
А я только ежусь счастливо, кожа вся мурашками покрывается от удовольствия. Его губы на контрасте со сливками твердые и горячие. Настойчивые такие. Жадные.
Руки скользят параллельно с губами, отслеживают изгибы спины до талии и ниже… Ой… Кайф…
