Это, а еще его бешеный черный взгляд, возбуждают до сумасшествия, и я сама выгибаюсь, насколько мне позволяют, само собой, и кричу. Все трясется от кайфа, бедра мелко и часто дрожат, а в голове — блаженная пустота.
Сверху хрипит Зубов, которому, похоже, смена позы тоже добавила градуса удовольствия.
Кожа живота вздрагивает, ощущая тепло спермы, а затем Зубов ее еще и художественно размазывает по мне, словно крем во время массажа. Что, мало того, что практически везде побывал, надо еще и по всему периметру пометить?
Эта тупая животная самцовость бесила бы… Если б не было так хорошо…
— Ну вот, теперь можно собираться, — удовлетворенно констатирует Зубов, проводя пальцами в сперме мне по губам, — оближи.
— Черт… Зубов… — я, тем не менее, покорно открываю рот, посасываю пальцы, с неожиданным для себя удовольствием наблюдая, как глаза Зубова при этом темнеют.
Все же, дико приятно ощущать свою власть над таким большим и сильным зверем. Есть в этом что-то первобытное…
— А, может, ну ее, работу, а? — Зубов проводит мокрыми от моей слюны пальцами по щеке, спускается к шее, опять жестко прихватывает, тянет к себе, — пошли в постель.
— Сбесился? У меня сегодня самостоятельный день. Давай, довезешь меня до метро.
Я мягко выворачиваюсь из захвата, спрыгиваю со стола и бегу в ванную, смывать следы утреннего греха.
— Я до работы довезу… — бормочет Зубов вслед.
— Нет, по пробкам долго будет. До метро.
Тон у меня командирский, но, похоже, моему любовнику пока что плевать на доминирующее положение самки.
Он удовлетворен и доволен.
И не спорит по мелочам.
В итоге, я умудрюсь собраться за десять минут, закрутить волосы в гульку, критически осмотреть себя на предмет несоответствия рабочему месту и решить, что в спецкостюме всем будет как-то похер на то, какие на мне брюки.
Васильев должен сегодня попозже, говорил, вроде, про это вчера, надеюсь, его команда меня не сдаст.
На метро мне всего пару остановок, так что рискую везде успеть. Если кое-кто не будет тупить!
Кое-кто послушно довозит до метро, там жадно целует, кладет мою ладонь себе на ширинку, выпрашивая если не минет, то хотя бы теплое и длительное рукопожатие, но я умудряюсь вырваться из круга порока, пока опять не затянуло.
В витрине круглосуточного магазинчика возле метро отражается взъерошенная до невозможности девушка, с горящими глазами и губами-варениками. Глядя на нее, даже недалекому человеку станет ясно, чем она занималась всю ночь напролет и утро тоже.
Но ничего, будем надеяться, что поездка немного остудит.
В принципе, оказываюсь права, потому что, пока бегу от метро до здания второго корпуса, где располагается теперь мое место работы, щеки приходят в норму. Губы нет, но будем делать вид, что ничего не происходит…
Работа отвлекает настолько, что я в какой-то момент вообще забываю про то, чем занималась сегодня ночью. И про любовника своего тоже забываю. Тем более, что в стерильной зоне нельзя гаджеты, а потому он сам о себе никак не сможет напомнить.
Не уверена, что мне все удается так, как надо, все сделать в эксперименте, да и адаптируюсь я пока что, толком не работаю… Но все, все же… Васильев только приглядывает, не лезет с помощью. Другие мои коллеги тоже не торопятся. И я все делаю сама. И даже что-то получается.
В конце концов, даже наблюдать за работой такого уровня специалистов — огромный опыт.
Если Васильев решит, что я ему не подхожу, то, по крайней мере, у меня будет, на кого равняться.
Вечером, уже в кабинете, одном на нас четверых, я переобуваюсь и смотрю на телефон.
Пять ммс от Зубова, которые, вот чует мое сердце, нежелательно открывать при посторонних, еще несколько вызовов от него же…
И десять вызовов от Машки.
А еще пять — от ее мужа Вадима.
И, если у меня сейчас инсульт не шарахнет, то буду считать себя дико везучей…
Форс-мажор и способы выхода из него
— Маш, не волнуйся… Главное, что у тебя все хорошо.
Я разговариваю по телефону с подругой, параллельно рассматривая свои пальцы. Их потрясывает до сих пор. Все же, нервы ни к черту, что бы я там про свою стрессоустойчивость не придумывала.
И это уже остаточное явление. Уже, вроде, и нет смысла трястись, все хорошо же. Практически.
Правда, подруга моя загремела на сохранение, допрыгалась, коза, на своих занятиях.
И моя дочь уже сутки практически под присмотром тандема Вадим + Тиран.
А Вадим дико хочет быть рядом с женой. И еще ему бы поработать не мешало.
Мама Лена не может, они с папой Даней и двумя дочерями рванули как раз отдыхать за границу.
Так что один Тиран остается в активе.
Жалко собачку.
Конечно, явно кто-то из многочисленной родни Машки сможет подхватить на пару часов, они, наверняка, так и делают уже полсуток, но тут уже я не смогу больше напрягать людей, и без того постоянно мне помогающих… Это уже свинство получается…
В сад я Соньку только собираю, как раз в апреле распределение должно быть, а пока что деть ее некуда совершенно…
Значит, надо к бабушке везти, в деревню. А это — не менее суток потерянного времени. И там, у бабушки, тоже не факт, что я не буду волноваться.
Мама вечно в делах, работает, да и дома — подсобное хозяйство. А Сонька моя — существо на редкость доставучее и непоседливое. Только Тиран ее и выдерживает…
— Я сейчас беру билет, приезжаю…
— Не надо! Я же говорю, Вадим посидит… — у Машки на редкость виноватый тон, но это мне виноватиться надо. Взвалила на беременную женщину заботы о непоседливом ребенке… И живу тут, в ус не дую, херней какой-то занимаюсь… Никуда не годится, никуда!
Стыд накатывает, заставляя краснеть.
Неожиданно появившаяся личная жизнь совсем голову задурила, надо же. Вот правильно говорят, что нельзя погружаться в отношения, в мужчину, ни к чему хорошему это не приведет…
— Надо, — отрезаю я, параллельно открывая на рабочем ноуте сайт авиабилетов, — сегодня вечером буду у вас.
— Кать…
— Все, береги себя, дорогая. И прости меня…
— Да за что? Это ты меня прости…
Я прекращаю этот поток ненужных извинений, отключаюсь.
Не до того.
У Машки все хорошо, она под присмотром, риска уже нет, но, зная Вадима, из больницы ее никто не выпустит теперь еще долго. Да и потом, как с писаной торбой носится будет с ней. В такой ситуации опять просить за Соньку — немыслимое нахальство. Так и друзей потерять можно, терпение-то не безгранично.
