‒ Уходи.
С глаз долой. А в сердце матери Лине никогда места не было. И раньше-то, а уж после того, как из-за неё погиб Димка ‒ тем более.
Всё правильно. Как искупление за страшную ошибку ‒ одиночество. И чужая боль, которую забираешь себе. Она перекрывает чувство вечной вины. Но никогда Лине не расплатиться, Димку же не вернуть. Прости, братик.
След от ожога горит. Лицо, плечо, грудь.
Что-то сверху застонало и треснуло. Сейчас рухнет. Прямо на Лину.
Она испуганно вздрогнула, отшатнулась…
Проснулась, подскочила на диване.
Что это было? Такой реалистичный сон? Или воспоминания? Нахлынули с силой, прожгли огнём, выдрали из небытия.
В глазах слёзы и темнота. Везде всегда темнота. А потом раздался стук в дверь. Или повторился. Наверное, он и разбудил Лину, разорвав сон-воспоминание.
Ночь же. Кто там может быть? Не хочется вставать и подходить к двери, потому что… Потому что страшно. И хорошо бы больше не стали стучать. Постояли под дверью, поняли, что бесполезно и ушли. Лина всё равно не собиралась открывать. Но стук повторился опять.
Сдержанный и осторожный. Не грубые нетерпеливые пинки ногой. А потом сквозь дверь проник голос.
‒ Лин! Открой! Это я.
В ночной тишине его расслышат даже в других квартирах. Сейчас Вит перебудит соседей. Разговорами и стуком.
Лина подскочила с дивана, подхватила халат. Надела его пока шла из комнаты в прихожую. А сердце всё равно сжимала тревога. Вдруг она обозналась, и там не Вит? Или кто-то нарочно прикинулся. Хотя… даже если грабители и бандиты. Увидят её и сами убегут в испуге.
Она же не боялась гулять ночь. Специально, чтобы не смущать людей своим видом. И уверена была, никто к ней не подвалит, никто не позарится, если хоть раз заглянет в лицо. Она же как ночной монстр, кошмар из темноты. Но сейчас, когда была в своей квартире, почему-то стало страшно. Ведь дома должно быть надёжно и безопасно.
‒ Лина! ‒ опять начал Вит, но сразу замолчал, словно почувствовал Линино приближение.
Отперла замок, приоткрыла дверь, выдохнула успокоенно ‒ действительно Вит, ‒ но тут же опять напряглась. Вит никогда не сообщал заранее о своём появлении. Но чтобы настолько неожиданно, посреди ночи?
‒ Что-то случилось?
‒ Ну да, ‒ подтвердил Вит не слишком уверенно, лицо насупленное, озабоченное. ‒ Сможешь помочь? Тут зашить надо.
Подобного Лина никак не ожидала.
‒ Зашить? ‒ повторила ошарашенно. ‒ Что?
Ответ донёсся из коридора:
‒ Меня.
В дверном проёме появился парень. Выдвинулся из-за стены, навалился правым плечом на косяк. Голова низко наклонена, и лица не видно, только белые волосы.
Лина растерялась, так и не поняла толком, что он имел ввиду. Стояла, молчала.
‒ Так мы зайдём? ‒ вывел её из оцепенения Вит.
‒ Да. Да. Проходите.
Она отодвинулась в сторону. Вит посмотрел на парня.
‒ Иди, ‒ раздражённо буркнул тот. ‒ Я сам.
Оттолкнулся плечом от косяка. Слишком резко. Его качнуло в сторону, но на ногах он удержался, шагнул через порог, направился следом за Витом, ступая осторожно и неуверенно. Один раз пошатнулся, но опять удержался, выровнялся, недовольно мотнул головой в сторону пытавшейся поддержать его Лины. Только сейчас она заметила, что парень крепко прижимает рукой к левому боку какую-то тёмную тряпку. Боится уронить, потерять?
Да что с ним? Словно пьяный или под кайфом.
Дошёл до проёма, ведущего в комнату, опять привалился к косяку. Лина протиснулась боком, стараясь не касаться и не смотреть. Тоже опустила голову, пряча изуродованное лицо. Но когда расстояние между ними оказалось минимальным, не удержалась, вскинула глаза, глянула почти в упор.
Парень будто почувствовал, повернулся. Как-то чересчур медленно, словно с трудом. Лицо такое же неестественно белое, как волосы. Даже губы бесцветные. Засохшие тёмные пятна и полосы на щеке и подбородке.
Вит щёлкнул выключателем, лампочки в люстре ярко вспыхнули, и Лина зажмурилась, ослеплённая.
‒ Куда лучше? На стул? На диван? ‒ тем временем спрашивал Вит.
Лина по-прежнему не ориентировалась в ситуации, да и в пространстве. Перед глазами всё ещё плыли чёрная пятна. Она не торопилась отвечать, но, оказалось, Вит спрашивал не у неё.
‒ Лучше… на стол, ‒ произнёс парень. ‒ Выше. Удобней.
Широким движением руки Вит освободил один край стола, сдвинул в сторону лоскутки, катушки и всё остальное, отступил на шаг. Парень швырнул ему тряпку, которую прижимал к боку.
Нет, это была не тряпка. Свитер. Скомканный, влажный, насквозь пропитанный…
Кровью.
Вит повертел головой, присматривая, куда его деть. И тоже швырнул. На стул. А парень сдёрнул с себя футболку. И тут Лина поняла, что она должна зашить.
‒ Господи! В больницу же надо!
‒ Обойдусь, ‒ выдохнул парень, уселся на стол, к Лине боком. ‒ Только кожа распорота. Дальше рёбра. Ничего внутри не задето. ‒ Голос пересохший, хрипловатый, тихий. ‒ Зашьёшь? ‒ спросил, не поворачиваясь.
Лина с ужасом смотрела на разъезжающиеся края раны, сочащиеся ярко-красным. Словно кривоватая ухмылка окровавленных губ, которая одновременно отталкивает и нестерпимо притягивает взгляд. Не оторвёшься, хотя перед глазами уже начинает мутнеть от отвращения. Вероятно, с теми же чувствами остальные люди смотрят на Линин ожог.
‒ Я же только кукол, ‒ в смятении забормотала она. ‒ Только ткань. Обычными нитками.
‒ Без разницы. Хоть как. Если зашить, быстрее затянется. Мне надо… быстрее.
‒ Но ведь… обычно… с обезболивающим.
‒ Мне всё равно.
Ему всё равно. С такой раной, с такой потерей крови, он ходит, объясняет, успокаивает. Наверняка, держится с трудом, из последних сил, а Лина только тянет время своими сомнения и расспросами.
‒ Я постараюсь.
‒ Только давай без своих обычных фокусов, ‒ сердито предупредил Вит.
Лина не стала подтверждать, что услышала, прониклась и будет послушной. Парень чуть повернул лицо, и она разглядела, как сверкнул за белыми прядями тёмный глаз.
‒ На мне хорошо заживает. Или пусть лучше он, ‒ парень едва заметно качнул подбородком в сторону Вита.
Тот резко вскинулся. Непонятно, возразить хотел или согласиться. Лина его опередила.
‒ Я сделаю. Я не буду, ‒ высказала без лишних пояснений.
