Духу дела нет до физической боли. Не замечает, не чувствует, не жалеет. Может, ещё и удовольствие получает от чужих страданий. Легко распоряжается оказавшимся в его власти телом.
Рванулся, впился зубами в руку, и не отпускает, не разжимает челюсти. Как щенок бойцовской породы. А если отдирать, то получится с куском собственного мяса.
Светловолосый затылок мелькает перед глазами. Ударить по голове, оглушить?
Мальчишка сам отцепился, вывернулся в руках. Слишком быстрый. Движения представляются отрывистыми, замечаешь начало и почти сразу видишь конец. Словно мгновенное перемещение из первой фазы в последнюю.
Согнутые напряжённые пальцы перед лицом, под ногтями кровь и ошмётки кожи.
Ши поймал руку, крутанул резко и сильно, до хруста, до разозлённого тонкого визга. Но вроде бы не сломал. Зато мальчишку пробрало, пробило до собственного сознания. На мгновение. Боль и ужас в глазах. Но почти сразу ‒ хриплое ехидное шипение:
‒ Не жалко несчастного ребёнка?
И попытка вырваться.
Второй рукой вроде бы случайно ткнул Ши за бок, под футболку, зацепил портупею.
До кинжала ведь дотянуться планирует.
Пришлось ещё сильнее вывернуть руку. Потом перехватить, сжать мальчишку поперёк грудной клетки, рискуя раздавить. Тот извиваться перестал, мотал головой, судорожно всхлипывал, но всё-таки сумел выкрикнуть, отрывисто, будто сплёвывая:
‒ И что… будешь… дальше… делать? ‒ даже засмеяться попытался, показательно, но только закашлялся.
Ши чуть ослабил хватку, позволяя мальчишке свободней вздохнуть. Кажется, он не собирался больше рыпаться. Затих. Произнёс без надрыва и вызова, с обречённым смирением:
‒ Ладно. ‒ Голос сменил тембр, стал взрослее, проявив скрываемую суть. ‒ Я уже догадался. Пока я в мальчишке, ты мне ничего не сделаешь. А убивать его ты не будешь. Так что отпусти! ‒ дёрнулся нетерпеливо, торопясь избавится от чужой хватки. ‒ Давай поболтаем. По-приятельски. ‒ Почувствовав свободу, скорее отстранился, шагнул в сторону, разворачиваясь, улыбнулся нахально и махнул рукой. ‒ Располагайся.
Сам уселся верхом на стул, сложил на спинке локти. Рассматривал бесцеремонно, словно товар выбирал. И не вязалось абсолютно: сопливый пацан и такой вот взгляд.
‒ Ты, как я понял, просто посмотреть зашёл. Ни на что не рассчитывая. Уломала тебя мамаша. Не смог её просто послать подальше. И вопрос-то, кстати, в силе: что теперь планируешь делать? Как перед ней отчитываться? Извините, не смог?
Стул на колёсиках. Мальчишка отталкивался одной ногой от пола и поворачивался чуть-чуть: туда-сюда. Действительно нравилось или пытался достать этим раздражающим мельтешением?
Ши опустился на край кровати, упёрся в неё ладонями, чуть наклонился вперёд.
‒ Альтернативу предложить хочешь?
‒ Ты и правда умный. Слухи не лгут. ‒ Надменный самоуверенный тон, холодный циничный блеск в глазах. Трудно сопоставить внешность и фразы. Не воспринимается совсем уж серьёзно. ‒ И ты мне нравишься. Не то, что мальчишка. ‒ Задумался, губу закусил, прикидывая. Или намеренно выжидал, нагнетая напряжение паузой, прежде чем произнести: ‒ Меняю. Его. На тебя. Впустишь? Тебе же ещё и двойная выгода. Добавишь в свой послужной список очередное удачно завершённое дело. И ещё я тебе помогу… в Дикой охоте выжить.
‒ И тут в курсе?
‒ Ну а как же? Знаковое событие.
Ши отделил голос от образа. Не смотрел на собеседника, как обычно, закрыл глаза, воспринимал остальными чувствами. В основном через слух. Голос и так оставался слишком живым. Отражал и нрав, и эмоции. Когда сам по себе, не отвлекал несоответствием. Лишь смыслы. Заключённые не только словах, но в интонациях.
‒ Тебя одного всё равно надолго не хватит. Сам прекрасно понимаешь. Желающих-то поохотиться сли-ишком много. Ну, ты, конечно, крут, но не настолько. А со мной ‒ дополнительная сила и возможности. Сам же видел. И слабостей у меня нет. Ни-ка-ких. Особенно глупых.
‒ Так, может, это ты матери идейку и подкинул? Ко мне обратиться.
‒ Она бы меня слушать не стала. Но… дураков не так уж и много, кто согласится в подобное ввязаться. Только самые лучшие. Так что решим? ‒ Не дождался ответа и опять завёл, пространно, умело, жонглируя эмоциями и содержаниями. ‒ Сомневаешься? В себе? Считаешь, что я сильнее? Не ты будешь меня контролировать, а я тебя. Ну… ты ведь вроде не обычный мальчишка. И боишься, что не справишься?
Льстит, подначивает. Что ещё придумает?
‒ Не переиграй. Сам подтвердил, что слухи не лгут.
Смешок. Коротенький.
‒ То есть, ты согласен?
Теперь Ши отделил образ от голоса. Вскинул голову, посмотрел на мальчишку.
Пацан как пацан. Волосы светлые, глаза серые, брови прямые, тоже светлые, наружными концами взлетают вверх, губы обветренные, потрескавшиеся, прыщи на лбу и подбородке. Где ж он подцепил эту дрянь?
Задавил в себе разумное, осторожное.
‒ Согласен.
Дух не сразу осознал услышанное. Или не поверил. Что прокатило. Что вот так всё легко и просто. Мальчишка замер, нервно дёрнул бровью.
‒ Рассчитываешь…
Соскочил со стула. Тот от толчка отъехал в сторону, врезался в стол, а мальчишка направился к Ши, произнося на ходу:
‒ …что пока я перемещаюсь...
Подошёл вплотную, присел перед ним на корточки, впился пальцами в колени. Лицо совсем близко.
‒ …успеешь разобраться?
Ши ловил каждое движение, каждое слово, а уверенности было меньше, чем если бы стоял сейчас перед готовящейся к атаке тварью. Странное какое-то состояние. Вроде как… страшно?
А дух не затыкался, вещал высокомерно-назидательно:
‒ Нет. Не получится поймать момент. Заранее надо было кинжальчик приготовить. А теперь…
Пронзило холодом, заморозило и тело, и мысли. Перестал себя осознавать. На мгновение. Или дольше?
Что наделал? Придурок.
У мальчишки пальцы ослабли, руки безвольно упали вниз, глаза закатились. Сделался ватным, мешком осел на пол. Ши выпрямился, отступил от него на шаг.
Поднять? Уложить на кровать? Да ну. Пусть мать возится.
Ши развернулся, направился к двери. Не один уходил, вдвоём. Сжал зубы, словно тоже прикусил и держал. Держал крепко, боясь выпустить.
«Это я. И я сильнее».
Кто из них так думал? Оба сразу?
С силой надавил на ручку, распахнул дверь. Слишком резко. И сразу наткнулся на мальчишкину мать. Она бросилась навстречу, прижимая руки к груди.
