— Да. Причём под очень и очень толстым слоем земли.
Старец сокрушённо затряс головой:
— Дивия упала так глубоко в грязь, насколько высоко она летала в небе.
— Ага, примерно так. Ваш город оказался не таким уж и вечным. Но при чём тут я?
— Я не могу знать истинных намерений непостижимой воли, но я могу предположить.
Старик снова глубокомысленно замолчал, всматриваясь в пламя светильника.
— Блин… Прошу вас, дедушка, не тормозите… поясните свою мысль. Зачем меня призвали Создатели?
— Это же понятно, юноша.
Снова пауза.
— Вообще не понятно, — прервал я молчание.
— Тебя призвали для того, чтобы спасти летающую твердь. Ты должен предотвратить падение Дивии.
Я сглотнул. В тишине храма мой глоток прозвучал неправдоподобно громко, почти зазвенел эхом.
Я надолго замолчал, обдумывая его слова. Версия с ворами граней, у которых «что-то пошло не так» более не казалась правильной. Слишком многое в ней основывалось на случайности.
Зато версия с призывом моей души какой-то волей, которую сейчас все называют Создателями, показалась страшной.
Одно дело — случайно попасть в тело Самирана. Совсем другое — быть призванным для выполнения какой-то миссии.
Глава 29. Вихрь тайны и островок времени
— Вы уверены, что меня бросили в тело Самирана именно для спасения Дивии?
— Никто не может быть уверенным в той воле, которую даже называют всякий раз по разному.
— Но почему Дивия грохнется? От кого я должен её спасти? И когда? И как? И почему, блин, я?
— Это всё покрыто вихрем тайны, юноша. Ведь время — это хаотический вихрь, в котором только воля создаёт островки спокойствия.
— Ясненько. А по делу есть что сказать?
Танэ Пахау кивнул:
— Раз время — это вихрь, то можно предположить, что ты попал на один из островков, который связал славную Дивию и твой грязный мир через вихрь времени.
— Да? — растерянно спросил я.
А старик, не отрывая взгляда от пламени фонаря, уверенно закивал:
— Да, да, да. Так всё и было. Твою личность призвали на Дивию не за твои заслуги, а только из-за того, что больше некого призвать. Ведь даже мне ясно, что ты никчёмный и слабовольный низкий дикарь. Ты, грязь, не способен спасти даже себя.
— Зачем вы обзываетесь.
А Танэ Пахау поднялся с лектуса и воздел руки:
— О, сила Движения Луны, неужели наш вечный город обречён на падение? Ибо сей самодовольный дурак не способен понять даже своего предназначения?
— Да чего вы опять обзываетесь?
— И ему вы дали больше граней, чем всем живым, уже мёртвым и ещё не родившимся? Неужели в хаосе времени даже всемирная воля дрожит и разрушается?
Стенания Танэ Пахау разносились эхом по тёмным сводам храма, многократно усиливались и возвращались в виде совершенно неразборчивого грохота.
— Хватить причитать, — попросил я. — Если уж меня призвали остановить падение, то я попробую. Хотя ничего не обещаю.
— Какой тяжкий груз для моих высохших рук, — продолжал стенать Танэ Пахау. — Неужели моё предназначение — стать провозвестником конца летающей тверди?
Я был готов сбежать из храма. Слишком неприятна истерика Танэ Пахау. Кроме того, я достаточно долго пробыл тут. Возможно, воры ушли. Возможно, прошмыгну мимо них в темноте.
— Я же сказал, что согласен спасти ваш город. Для начала надо самому спастись от этих бандитов.
С проворством психа, старик подскочил ко мне и схватил за руку:
— Именно так… Именно так!
— Да что ещё? — я попробовал выкрутиться из цепких пальцев.
— Ты должен получить благоволение! Для этого ты здесь. Для этого я здесь! Все эти долгие годы одиночества я ждал тебя, сам не зная этого. Вот моё предназначение!
— Спасибо, что дождались. Но мне пора домой.
— Не-е-ет! — провизжал старец. — Сначала ты получишь благоволение силы Движения Луны.
— Да хоть Лунной Призмы, — согласился я. — Только хватит царапать меня.
Не выпуская моей руки из пальцев, Танэ Пахау потащил меня из комнаты. Свободной рукой старец размахивал, будто отгонял комаров. После каждого взмаха в стенах и арках храма вспыхивали огромные светильники, заливая пространство храма ярким, синеватым, «лунным» светом.
Задрав голову, я посмотрел на круглый свод храма. Он выложен чёрной плиткой, на которой светились разнообразные фазы Луны: четверть, полнолуние, убывающая и прочее. Высветились и другие планеты. Я узнал красноватый Марс, огромный Юпитер и окольцованный Сатурн.
Храм Движения Луны мне понравился больше Двенадцати Тысяч Создателей. Напоминал планетарий.
— Время — хаотический вихрь, — пробормотал Танэ Пахау. — А Дивия — островок среди него.
Чтобы отвлечь старца от истеричных мыслей, я спросил:
— Если в Храме Движения Луны есть всё то же, что в храмах Двенадцати Тысяч Создателей, то почему вас перестали посещать верующие?
Старик недовольно ответил:
— Много поколений никто не сомневался в силе Движения Луны. Каждый получал заслуженное. Но потом… Потом наказания стали приходить чаще, чем благоволения. Так угасла Луна и расцвела новая сила — Двенадцати Тысяч Создателей.
— Почему?
— Я не знаю. Никто не знает истинных Путей, по которым осуществляется воля. Вон, кто бы мог подумать, что возможно переселение душ? Мы-то всегда считали, что таких людей охватило демоническое умопомешательство, а на деле вот оно как… То были души людей из иных миров.
— Я из того же мира, что и вы, — поправил я. — Просто из другого времени.
— А для неведомой воли всё едино, — отозвался Танэ Пахау. — Ведь время — это хаотический вихрь, в котором только воля способна найти островки спокойствия.
Его голос снова приобрёл нотки истеричности, поэтому я поспешно прервал:
— Тогда зачем мне получать благоволение в вашем храме? Ведь он сломался? И вместо даров раздаёт наказания.
— Молчи, дурак! Мне теперь всё видно, как ясной лунной ночью.
— Э-э-э… ну, ладно… Раз уж вам видно как ночью…
— Воля едина и независима от наших попыток растолковать её друг другу. Воля проведёт тебя своим Путём.
Мы остановились в центре главного храмового зала. Сверху свисал каменный макет Луны, намного больший, чем тот, что пылился в комнате с лектусами. Впрочем, северный полюс спутника Земли тоже покрыт слоем пыли, из-под которой пробивался слабый серебристый свет.
