Порой Ульяна просыпалась, звала её:
– Мама!
Ирина подходила к кроватке, а Уля смотрела на неё изучающе и как-то недоброжелательно, с подозрением, и рук не протягивала. А как-то раз вообще плюнула ей в лицо. Речь малышки активно развивалась, она нарабатывала словарь, как и у всех детишек, были у неё словечки, смысл которых не сразу и поймёшь, родители со смехом пытались их угадать. Особенно сложным оказалось одно: «игоська». Никак не получалось понять, что это такое.
Характер Уле достался явно бунтарский. Часто дёргала мать за волосы, постоянно капризничала. Причём на попытки отца сделать то же самое, что и Ирина, например, дать себя одеть или выкупать, девочка откликалась более спокойно. Петя начал косо посматривать на Ирину. Уж не обижает ли она ребенка в его отсутствие? Точно ли эта самая женщина мечтала родить дочь и наслаждаться каждым её вздохом? Напряжение между ними всё возрастало, и к полутора годам Ульяны достигло своего апогея. Случилось это резко, непредвиденно и странно.
Ирина готовила ужин на кухне, Петя с бутылочкой пива коротал пятничный вечер на диване с ноутбуком, мельком приглядывая за дочкой. Куда она денется-то, пространство ограниченное, всё видно, как на ладони. Малышка возилась со своими игрушками, потом ей стало скучно, и она не спеша прошла к шкафу, открыла его, постояла немного, внимательно изучая неизведанные пространства. Сколько возможностей! Девчушка деловито высыпала на себя содержимое нижней полки. Им оказались папки с какими-то бумагами и фото.
Пётр посмотрел на дочь, погрозил пальцем:
– Ай-яй-яй! Вот мама сейчас ата-та тебе сделает!
Ульяна гордо оглядела причинённый ущерб, и вдруг радостно засмеялась, захлопав в ладошки:
– Игоська, игоюска! – повторяла девочка.
– Что там за «игоська»? Хоть узнать наконец! – Петя заинтересованно слез с дивана, поспешил к дочке, которая уже сидела на корточках, проворно разрывая напополам какую-то фотографию. Один фрагмент она отбросила, а второй прижала к сердечку.
Ира, привлеченная шумом, зашла в комнату. Прямо ей под ноги, причудливо закручиваясь, как кленовый «вертолётик», спланировал кусок фотоснимка с её первой регистрации брака. Она в платье невесты.
– Ты чего это хулиганишь? – строго спросил Пётр, аккуратно забирая у девочки остаток карточки. Посмотрев, изменился в лице:
– Игоюска? Ира, как ты это, твою мать, объяснишь? Почему наша дочь мало того, что знает твоего бывшего перца, так ещё и любит его, судя по всему? Сколько у неё этот грёбаный «игоська» с языка не сходит? Месяца три?
Как среди старых квитанций и всякой архивной и в основном, не очень нужной документации, затесалась совместная фотография Ирины и Егора, она и сама не знала. У неё не было цели вымарать первого мужа из своей жизни так, чтобы ничего о нём не напоминало. Да и Пётр этого не требовал. Но тот факт, что малышка испытывает столь тёплое чувство к дяденьке, о существовании которого и знать не должна, оказался для него непростительным.
– У меня сразу всё на свои места встало, – заявил Петя. – Вот почему ты и на дочку всё время раздражена, и ко мне никакой страсти не проявляешь. Тебе он нужен, и ты жалеешь, что Уля – моя.
Девочка начала хныкать, колотить ладошкой отцу по коленке.
– Что, маленькая, испугалась? Папа же не на тебя сердится, – наклонился Пётр к Ульяну.
– Игоюську мне отдай! – потребовала кроха.
Пётр испепелил взглядом Ирину, накинул на себя какую-то ветровку, и прямо в домашних шортах ушёл на улицу. Благо стоял тёплый августовский вечер.
А Ира не знала, что делать дальше. Она боялась подойти к собственному ребёнку, который сейчас пугал её до жути. И понятия не имела, как объяснить мужу то, что он видел. Она и сама не знала, что это. Если до этого какие-то странности в общении с дочкой казались ей надуманными, мол, это всё послеродовая депрессия, нервишки шалят, это я себе нагнетаю, то теперь-то, теперь как? Ведь Пётр видел то же, что и она.
Что ему сказать? Знаешь, дорогой, мне кажется, душа моей бывшей свекрови вселилась в нашу дочь? Или нет, как там правильно? Реинкарнировала? Ведь это же бред! Пётр ни на секунду ей не поверит, решит, что она в его отсутствие вместе с ребёнком бегает на свидания к Егору, а теперь придумывает совершенно тупые отмазки. И это в лучшем случае. В худшем – отправится она в психиатрическую лечебницу. Как ни крути, с Петром нормально ситуацию разрулить не выйдет.
Ночевать муж домой не пришёл, на звонки не отвечал. Ирина отправила ему сообщение: «Петя, не знаю, как тебе объяснить то, что случилось. Клянусь, с Егором я не встречалась, тем более Ульяна его никогда не видела. Как-то разбирала при ней старые фотографии, сказала, что это Егор, как Егорушка, которого мы в мультике видели».
Так себе объяснение. Условно-достоверное, поскольку, даже если бы это было правдой, неясно, почему один раз увиденное изображение настолько поразило детское воображение, что девочка постоянно звала этого самого «Егорушку». И что за мультфильм такой? И почему тогда Ирина не догадалась, что «игоська» – это и есть Егорушка, если они и правда про него сказку видели? Словом, очень шаткая теория с кучей слабых мест. Поверить в неё можно, только если очень этого возжелать.
Написав мужу, хоть как-то успокоив этим самым нервы, Ирина глубоко вздохнула и посмотрела на дочь. Ульяна спокойно сидела на полу, перебирая рассыпанные бумажки. Давно их выкинуть пора. В квартире и так дефицит места, а они хранят столько ненужного мусора.
– Уля! – позвала Ирина. – Ты кто, Уля?
Девочка посмотрела на мать не самым осмысленным взглядом, посасывая кулачок вместе с зажатой в него фотографией Егора. Потом вдруг показала ей язык. Ирина решилась, взяла ребёнка на руки. Сходит она с ума или нет, но за малышкой нужен уход, и неважно, почему происходит вся эта чертовщина, ребёнок есть ребёнок.
На послание Пётр не ответил, но утром домой всё же вернулся.
– Хочу тебе верить, – сказал он. – Но это всё очень странно. Ульяна же моя дочь, правда?
Ира отшатнулась, как от удара в лицо.
– Ну, вот только не надо строить из себя оскорблённую невинность! – повысил Пётр голос. – Что я должен думать?
– Ладно, – Ира постаралась говорить спокойно. – Мы сделаем тест на отцовство, ты сам лично его проконтролируешь. А потом мы мирно разъедемся. Иначе я с ума сойду.
– Ты меня шантажом сейчас взять пытаешься, чтобы я отказался проверять подозрения? Понимаешь, что после этого ещё сильнее хочется такой тест сделать?
– Я тебя не шантажирую, – Ирина чувствовала, что вот-вот взорвётся. – Ты просто меня сейчас фактически называешь шлюхой. И если решишь довести дело до конца, значит по-настоящему меня такой считаешь, независимо от результатов анализа.
Пётр твёрдо уверовал, что дело нечисто, взял среди недели выходной и сам съездил с дочкой сдать ДНК-тест. Результат ожидаемо для Ирины показал его отцовство. Видно было, что муж теперь не знает, как быть. Дочь – его. Но ведь что-то всё же нечисто. В объяснение с мультфильмом поверить очень хотелось, но он не смог в интернете найти что-то, подходящее по описанию (дурында-Ира, хоть бы легенду придумала более убедительную, а то брякнула наобум).
