– Хватит, – буркнул Алексей, и ушёл к себе в комнату.
За котом он убирать начал сам, к Егору больше не лез. Но кастрировать животину так и не стал. А котяра в положенное природой время начал оставлять повсюду вонючие метки.
– Лёха, свози ты его к ветеринару! – требовала Женя.
– Ты мужа своего к ветеринару свози! – хамил Лёха. – Мужику бы ты яйца отрезала? Это наше природное достояние.
Через три дня кот бесследно исчез из квартиры.
Тут уж Алексей вскипел. Колотил в дверь Анны и Егора, бешено ругался матом. Она не побоялась, открыла.
– Сука! Стерва! – орал подвыпивший ремонтник. – Ты куда моего кота дела? Знаю, что это ты!
– Не трогала я твоего блохастого питомца, – брезгливо ответила ему соседка. Может, внутри она и боялась, но знала – показывать страх нельзя, шакал набросится и загрызёт.
Лёха был пьян, с пострадавшим мужским самолюбием и запасом накопленной ненависти ко всем феминам сразу. Поэтому он кинулся на Анну с кулаками. Ударил кулаком в лицо, толкнув женщину внутрь комнаты, где Егор делал уроки. Хорошо, учеников не было.
Егор подскочил, на дядьку замахнулся было, но мать его остановила.
– Не надо! Беги, милицию вызывай.
А сама Лёху за руку схватила, чтобы он за Егором не кинулся. Страшно было ему маму оставлять, но ослушаться не посмел. Выбежал в подъезд, кричит:
–Помогите! Маму бьют!
И на улицу. Телефона домашнего у них не было, так что к таксофону бежать пришлось. Нёсся и думал: «Как же там мама? Зачем я её оставил? А если он её убьёт». По лицу слёзы ручьём. Звонил он тоже, плача в трубку. Поэтому, наверное, ему и поверили, вызов приняли. Велели домой не возвращаться, опасно. А как не возвращаться, если мама там одна. Сердце колотилось, боялся он за маму очень. Взялся за дверную ручку, и чуть не задохнулся. Дверь закрыта была. От отчаяния начал колотить, с криками:
– Открывай, урод! Открывай!
Дверь ему мама открыла. К лицу она прижимала мокрое полотенце.
– Ты живая! – выдохнул Егор.
– Живая, живая, я не только это переживу, – успокоила его мама. – А герой наш в комнате своей закрылся.
Приехал тот самый участковый, Колин отец, а с ним ещё двое милиционеров. Тогда уже робко высунулись жильцы соседних квартир, поняли, что пришли их беречь. Факт нападения был налицо – следы побоев наблюдались не только у мамы Егора, но и на двери в их комнату. Там, где Лёха её пинал, наблюдались небольшие повреждения и висели комья грязи, так как нападавший был в ботинках прямо с улицы. Кроме того, раскиданы вещи в коридоре и на кухне. Алексей дверь открывать отказался, проорав пьяным голосом, что будет говорить только в присутствии своего адвоката.
Мама тогда сняла побои и написала на соседа заявление. Протрезвев, он пришёл просить его забрать, видите ли, бес попутал. Тем более, что Фёдор признался – кота он выкинул. Мол, кастрировать самца ему показалось излишне жестоким, а вот вернуть в естественную среду – более гуманным.
– Мужская логика, – фыркнула мама. Заявление она забирать отказалась, сказав, что ударивший один раз, сделает это снова. Особенно, если ему всё с рук сойдёт. Соседка Женя плакала, тоже просила было за непутёвого родственника, но быстро поняла, что это бесполезно.
Алексея просто-напросто привлекли к административной ответственности, поскольку он ранее не привлекался, судим не был, а тяжкие телесные повреждения нанести не успел. И то правда, подумаешь, фингал соседке поставил, так что она неделю на работе пропустила, а потом ещё две – толстым слоем косметики синяк замазывала. Но это потерей работоспособности у нас не считается. Зато штраф ему назначили, в пользу потерпевшей. Осталось только его выплатить заставить. Егор и до сих пор не знает, расплатился ли сосед.
После такого жить в прежней квартире не представлялось возможным. Мама решила свою комнату выставить на продажу. Только вот, кто её купит, в коммунальной-то квартире. Так и промаялись продаваемые метры ещё чуть больше года, пока Фёдор с Женей не поднапряглись и не выкупили их сами. Времена это были непростые. Соседи почти не разговаривали, некогда лёгкие и приятные отношения стали напряженными. Лёха, хоть и отморозок, но всё же свой, родственник, а за своих положено обижаться на «чужих». Да и в стране происходило очередное не пойми что. Зато у Анны Викторовны, как ни странно, наметилась личная белая полоса. И несказанно вовремя!
Какое-то время у неё в активах «висело» наследство от бездетного дяди, в виде домика под Рязанью, и вот, она неожиданно успешно его продала, а как раз после этого и дозрели соседи. Плюс, были у неё кое какие накопления, не зря же она репетиторствовала и за написание студенческих работ бралась, было дело. Вертелась, как могла, во всём себе отказывала, покупала только самое необходимое, копила по рублю, по копеечке, много лет. Один умный человек ей посоветовал часть сбережений в доллары перевести. Сложив все полученные средства, она смогла купить «трёшку» в не самом престижном районе города, с отсыревшими стенами и грибком в ванной, зато свою, отдельную. Может, и занять ей ещё у кого-нибудь пришлось, Егор не в курсе был, но зная маму – вполне могло быть и такое.
Первое время они ездили общественным транспортом в прежнюю школу. А потом ей предложили работу рядом с домом. И не просто учителем, а целым завучем. Мама согласилась, и Егора туда же решила забрать.
Совсем скоро в стране разразился страшнейший кризис. Егор смутно помнит давку в продуктовом, где люди скупали всё подряд, очереди у сберкассы, чтобы снять хоть какие-то деньги. А в целом впечатлений о всеобщем коллапсе у него осталось немного. Другие проблемы волновали. Он тогда впервые влюбился, и поэтому очень переживал перевод в новую школу. Медный таз, которым накрылась экономика страны, мало его волновал. Как выживала в те смутные времена мама? Он теперь и сам не очень хорошо понимал это.
Услышав в конце весны о том, что мама забирает его документы вместе со своими, он впал в депрессию. Ведь там остаётся Катя! В другом районе, другой школе. Другой жизни! Он пробовал сначала просить, потом бунтовать.
– Мам, я же уже взрослый! Я могу ездить сам, на автобусе, на метро, как мы до этого с тобой вместе ездили.
– Сможешь, – кивала мама. – Но посчитай, сколько времени у тебя это будет занимать. Ты ведь понимаешь, да? Тебе из-за всех этих наших разъездов кружки бросить пришлось, не успевал ты с ними ещё и уроки делать. А сейчас можешь вернуться к полезным занятиям.
Строго говоря, мама была права полностью. Весь прошедший год он только и успевал, что учиться, да уроки делать, и больше ничего.
– В таком ритме, я считаю, ты ещё во взрослом возрасте успеешь пожить. Так что, думай сам.
Да, мама была авторитарная, могла на него заорать, швырнуть в него тапок, огреть полотенцем в сердцах. Но всё остальное время говорила с ним, как с равным, разумным человеком. Призывала оценить ситуацию и принять взвешенное решение.
