– Можно личный вопрос? – спросил Дронго.
– Сейчас уже все можно. После его смерти.
– Как лично вы к нему относились? Обычно сотрудницы часто влюбляются в своего шефа. Извините, что я об этом спрашиваю.
– Нет. Я в него не влюблялась, – сухо отрезала женщина, – и, разумеется, никогда не была его любовницей, если вы имеете в виду наши личные отношения. Он доверял мне, но я всегда помнила, что не имею права на ошибку. Он не простил бы мне любую оплошность. И я старалась его не подводить.
– Я не хотел вас обидеть, – мягко произнес Дронго. – А как он относился к своей семье?
– Очень любил свою супругу. И конечно, дочь. Катя была для него смыслом жизни. Потом появилась внучка, и он разделил свою любовь между дочерью и внучкой. Но он никогда не позволял себе расслабляться на работе. Это был почти идеальный руководитель. За столько лет он не допустил ни одного промаха, ни одного прокола. Его очень ценили коллеги и сослуживцы.
– Идеальный руководитель… – сказал Дронго без тени сарказма.
– Да, – кивнула она, – почти идеальный. Такой штучный товар. Сейчас таких уже и не делают.
– А зять? Какие отношения у него были с зятем?
– Нормальные. Ровные, деловые. Хотя всем отцам кажется, что их дочь заслуживает гораздо лучших «принцев». Кстати, его брат – Денис Антонович продвигал родственника и занимался его карьерой. Иногда даже вопреки мнению Николая Антоновича.
– Вы подали заявление об уходе сразу после его смерти.
– Да. Решила, что не нужно там оставаться. Мне два года осталось до пенсии. И я могу провести их в гораздо более спокойном месте. Кроме того, мне было неприятно там оставаться после его ухода. У нового вице-премьера наверняка будет свой личный секретарь. А мне уже трудно привыкать к другому человеку.
– Я вас понимаю, – согласился Дронго. – Вы помните тот день, когда все произошло?
– Конечно. Никто из нас не ожидал подобного…
– Он когда-нибудь жаловался на сердце?
– Прежде – никогда! Даже если он неважно себя чувствовал, он бы никому об этом не сказал.
– А в тот день?
– Как вам сказать. Нет, он не жаловался. Но я заходила к нему и видела, как он нервничает. Держался за сердце. А потом даже спросил у меня, где можно найти валидол.
– Значит, проблемы с сердцем все-таки у него были?
– Выходит, были. Но только в тот злополучный день. Я так и сказала его брату Денису Антоновичу, когда он появился у нас в приемной. И его сестре.
– И поэтому все решили, что Мальцев умер от инфаркта. Ведь он просил у вас валидол, – мрачно сказал Дронго.
– Там были врачи. Ему пытались помочь, но все было безрезультатно.
– Вы можете более подробно рассказать, как это случилось?
– Конечно. Я сидела на своем месте, когда он позвонил и попросил меня зайти. Я вошла и увидела, как он уже не просто держится за сердце, а энергично массирует грудную мышцу. И очень бледный. Николай Антонович попросил позвать врача. Я выбежала в приемную и сразу позвонила медикам.
– Долго ждали?
– Минуты две или три. Они почти сразу появились. Дверь была открыта, и я увидела, как Николай Антонович лежит на полу и врачи пытаются ему помочь. Было понятно, что у них ничего не получается. И тогда я позвонила Денису Антоновичу, и он почти сразу спустился к нам на этаж.
– Вы были одна в приемной?
– Сначала одна. Потом набежало много людей.
– А где был телохранитель Мальцева? Кажется, его звали Габит?
– Да. Такой аккуратный молодой человек. Но в этот день его не было на работе.
– Почему?
– Утром Николай Антонович послал его на вокзал. Забрать какую-то посылку.
– На какой вокзал?
– Кажется, на Курский.
– Что в посылке было?
– Понятия не имею. Я никогда не задавала лишних вопросов. Наверно, привез и сдал в общий отдел. Если это была личная посылка, то ее передали бы в семью. А если по работе, то оставил у нас. Но я не знаю, кому передали. Возможно, кому-то из заведующих отделами в Кабинете министров. Может быть, забрал Денис Антонович.
– Габит давно работал с Мальцевым?
– Чуть больше двух лет.
– Мы можем ему позвонить? У вас есть его телефон?
– Конечно, есть! – с некоторым возмущением фыркнула женщина.
Дронго достал телефон, но она покачала головой и взяла свой. Набрала номер.
– Добрый день, Габит, – строго произнесла Елизавета Трофимовна, – извините, что беспокою. С вами хотят переговорить. Это друг семьи Николая Антоновича. Он эксперт, и его зовут господин Дронго.
Четко и коротко сообщила обо всем, отметил Дронго. Такой секретарь действительно бывает незаменим. Он взял телефон.
– Здравствуйте, Габит.
– Добрый день, – услышал он в ответ. Молодой человек говорил по-русски без всякого акцента.
– Я хотел у вас уточнить, – продолжал Дронго, – в тот день, когда умер Николай Антонович, вы ездили на вокзал. Все правильно?
– Да, я был на вокзале.
– Какой вокзал?
– Курский. Николай Антонович попросил меня взять посылку.
– Что было в посылке?
– Не знаю. Я не спрашивал. Мне приказали забрать, и я поехал с нашим водителем.
– И кому вы ее сдали?
– Никому, – ответил Габит.
– Я вас не понял, – нахмурился Дронго, – как это никому. Она до сих пор у вас?
– Не было никакой посылки, – пояснил Габит. – Николай Антонович сказал, что она будет в камере хранения, и назвал номер ячейки. И еще сказал шифр. Я приехал на вокзал, нашел ячейку. Шифр был правильный. Я открыл дверцу, но там ничего не было. Я позвонил Мальцеву и доложил, что здесь ничего нет.
– Что он ответил?
– Сказал, что он знает. Что он понимает. Примерно так.
– А если не примерно. Что именно он сказал, когда вы сообщили, что посылки не было?
– Он сказал: «Я так и думал». Нет. Он сказал: «Я так и предполагал». Вот так правильно. И сразу отключился.
– А когда вы приехали, вы говорили с ним об этой посылке?
– Нет. Мы попали в пробку и приехали через час. Когда все уже закончилось. Когда было уже поздно. И никто меня об этой посылке больше не спрашивал.
– Вы рассказали об этом кому-нибудь из своего руководства или брату Мальцева?
– Нет. Никому не рассказывал. Никто и не спрашивал. Зачем рассказывать, если посылки не было.
– А у вас раньше бывали подобные случаи?
– Нет. Никогда не было.
