— К сожалению, по моей вине, отец меня не учил. Умею я мало. И то, что я умею, мне не помогло сразить вампира. Я мог погибнуть тогда, если б не отец.
— Ладно, давай поглядим, что в тебе от природы.
— Хорошо, — сказал я и принялся стаскивать с себя ненужную одежду, но всё ещё не понимал, зачем ему нужно тянуть. Ратмир обратился первым, он был огромен, и поистине наводил ужас. Огромный белый зверь, клыки которого достигали десятисантиметровой длины и выглядели, как кинжалы, а мощной лапой с острыми когтями он вполне мог бы одним ударом сломать деревце толщиною в человеческую руку.
Я совершил оборот следом. В сравнении с Ратмиром я выглядел щенком, клыки мои были не так длинны, а лапы не так мощны, как у него, но шерсть моя была длиннее, чёрная, как смоль, она переливалась на солнце. Он спокойно смотрел на меня своими серыми глазами, потом наклонил голову набок и повернул морду в сторону непролазной глуши, показывая, что я должен идти вперёд.
Пройдя мимо него шагом, потом набирая скорость, бесшумно понёсся по лесу, ища добычу. Ратмир мчался следом, ни на шаг не отставая. Я перепрыгивал через валежник и глубокие балки, и он так же, не мешкая, следовал за мной. Я думал, что он стар, поэтому устанет быстро, но я ошибся — вожак был в прекрасной форме, не уставал, не задыхался, и, по-моему, он мог бы любому дать фору.
Вдруг я почуял запах дичи, замедлил бег и перешёл на медленный шаг, подкрадываясь к добыче. Через сотню метров я заметил самца косули, вполне взрослого, с острыми рожками, странно, но на косуль мне всякий раз везло. Подкравшись, насколько можно было, пока самец не услышал меня и рванул прочь, я стремительно нагнал его и прыгнул сверху, свалив его наземь. Навалившись всем телом, удерживал его, придавив одной лапой рога к земле, предоставляя вожаку право порвать горло животного своими острыми клыками. Ратмир обошёл вокруг, но даже не приблизился, а сел напротив. Мне надоело удерживать косулю, поднявшись, я освободил животное. Самец, не веря своему счастью, вскочил и, озираясь по сторонам, поскакал, шатаясь, словно пьяный.
Я подошёл к вожаку и посмотрел в его глаза, стараясь рассмотреть в них, долго ли он собирается ещё тянуть. Он вдруг вскочил и побежал в обратном направлении в сторону моего дома. Мне ничего не оставалось, как только следовать за ним. Найдя свою одежду, он и я приняли человеческий облик и молча, оделись. Потом он сказал удивлённо:
— Никогда ещё не видел, чтобы кто-то добровольно отказался от добычи. Просвети меня, почему же ты не стал убивать этого несчастного козла.
— На голодный желудок умирать легче, — не придумал я сказать ничего лучше. Ратмир расхохотался и направился к хутору, я не понимал, что его так рассмешило и почему он уходит.
— Постойте! — крикнул я. — Я не понимаю, чего вы тянете!
— Ты о чём? — обернулся он ко мне.
— Я о моей участи…
— Ты всерьёз подумал, что я смогу убить тебя? — проговорил вожак, вперив в меня свой тяжёлый взгляд.
Я кивнул, но он продолжал грозно:
— А ты подумал, что будет с твоим бедным отцом?
— Нет, — дрожащим голосом проговорил я.
— Вот в этом-то и вся проблема — ты думаешь только о себе. Зациклился на каких-то своих проблемах! — хлестал жёсткими обвинениями меня вожак. — Упёрся, не желаешь слышать, что тебе говорят. Я тебя переубеждать не стану, скажу только один раз — ты никакое не чудовище, ты волк. Тебе дано оружие против врагов — так сражайся! Что ты сопли распустил? Движения твои быстры, клыки остры — что только нужно для войны — всё есть.
— Значит, Вы не убьёте меня? — спросил я срывающимся голосом.
— Нет! — прорычал он, — Волка я никогда не убью! Я убиваю только вампиров, мальчик. На самом деле, всё не так, как думает твой отец. Никто не собирался тебя убивать, твой отец поспешил оставить стаю. Вот в чём предательство. Но он уже достаточно наказан. Мой тебе совет — возвращайтесь с отцом в стаю. Среди оборотней подобных себе ты пройдёшь путь воина и поймёшь, что жизнь дана на благие дела и поверишь, что она не так уж и плоха. А если повезёт — найдёшь истинную, и совсем перестанешь думать о всяких глупостях.
— Я уже нашёл пару.
— Нашёл? Тогда я ничего не понимаю. Ты весь состоишь из противоречий. Ты нашёл смысл жизни, но не принимаешь? Такого я никогда не встречал.
— Я не смог защитить её от вампиров…
— Она погибла?
— Нет, я решил отказаться от неё.
— Молодёжь! Чего вы только не придумаете! Отказаться. Как ты себе это представляешь?
— Уехать. Пусть забудет меня. Пусть живёт человеческую жизнь.
— А ты-то забудешь? — вопрос явно был риторическим.
Ратмир направился к дому. Я остался под сенью сплетённых ветвей, лёг наземь и вперил глаза в небо, рассматривая проплывающие в переплетении ветвей облака. Лучи солнца пробивались сквозь них, отчего облака казались сказочными островами, на которых были построены замки невиданной красоты, с водопадами и диковинными садами, с фонтанами и невиданными живыми существами: единорогами и драконами, грифонами и жар-птицами. Глаза мои стали мокрыми от слёз, и я не сдерживал горячие капли, стекающие по моим щекам, потому что здесь их никто не мог увидеть.
Я никогда не забуду.
Вдруг раздался треск, словно сквозь кустарник прорывался огромный монстр. Я уже знал, кто это. Через несколько секунд увидел отца, выглядящего словно безумец. Всклокоченные волосы, красные безумные глаза. Он бросился ко мне и очень крепко обнял.
И до меня, наконец, дошло то, что за своими проблемами я не замечал.
Отец любил меня.
Из-за меня он оставил своих родных, свою стаю, потерял всё, что было ему когда-то дорого, всё, что было его смыслом жизни.
Но я же никогда не ценил его, как он того заслуживал. Я осознал, что был эгоистом, думал только о себе, не внимал отцу, не следовал его наставлениям, делал всё наперекор. От стыда я готов был провалиться сквозь землю. Только и мог повторять срывающимся от слёз голосом:
— Прости, отец.… Прости…
Глава 47. Последняя встреча
Анна
Заканчивался учебный год. Приближались экзамены. Приходилось уделять внимание подготовке в не зависимости от того, хотела я этого или нет. Сидя за учебниками день и ночь, я всё же не могла отвлечься от мысли о том, что теряю нечто важное в своей жизни. Александр не покидал моих мыслей, ведь единственное, что мне оставалось — это грезить. Всё остальное было под запретом. Никто не должен был догадываться, что я всё ещё люблю его. Это было словно наваждение, от которого я не могла освободиться, даже если б очень этого хотела.
Моя душа давно принадлежала только ему, но он обошёлся с ней очень жестоко. Умом я ещё могла понимать, для чего это было нужно, но сердце рвалось из груди при каждом взгляде на это родное лицо, не понимало оно, трепетное, что больше не будет счастья, и что каждый взгляд на него принесёт только боль и разочарование. Но моё глупое сердечко надеялось ещё на что — то, всякий раз пытаясь выпрыгнуть из моей груди только при одном упоминании имени моего возлюбленного.
